Болеслав же использовал мир для нападения на Русь. Очевидно, его целью были Червенские города, находившиеся под контролем Киева. Еще около 999 года Болеслав завоевал Краков, столицу Малой Польши. Червенские города, некогда тяготевшие к Кракову и имевшие исключительно выгодное стратегическое положение, естественно, привлекали его пристальное внимание.

Предваряя войну с Русью, Болеслав заключил союз с печенегами (который, напомню, стал возможен после печенежской миссии епископа Бруно Кверфуртского).

«Вслед за тем, — пишет о Болеславе Титмар Мерзебургский, — он с нашей (то есть с немецкой. — А. К.) помощью напал на Русь и разорил большую часть этой страны». Однако военные действия развивались не так успешно, как хотелось бы Болеславу. В частности, оказался непрочным его союз с кочевниками. «Когда между его воинами и пришлыми печенегами случился раздор, он приказал этих последних всех перебить, хотя они и были с ним заодно», — констатирует Титмар.

Какие меры принял князь Владимир для отражения польско-печенежской агрессии, мы не знаем. Возможно, именно дипломатические усилия русских привели к расколу в рядах их противников. Во всяком случае, поход Болеслава на Русь не увенчался успехом. Червенские города вплоть до 1018 года оставались под властью Руси.

Вероятно, между Русью и Польшей был заключен мир[131]. Уже с осени 1013 года Болеслав стал готовиться к новой войне с Германией (она начнется в 1015 году и продолжится до 1018 года). Однако он не оставил своих прежних намерений и относительно западных русских земель. Стремясь достичь своих целей, Болеслав решил действовать более изощренным способом.

Примерно к этому времени относится бракосочетание сына (точнее, пасынка) Владимира Святополка и некой неизвестной нам по имени дочери Болеслава. К сожалению, Титмар Мерзебургский, со слов которого мы знаем об этом династическом союзе, не уточнил, когда именно — до или после русско-польской войны 1013 года — он состоялся. Большинство современных исследователей склоняется к тому, что женитьба Святополка на Болеславне стала результатом мирных соглашений, завершивших войну 1013 года.

Этому браку суждено было сыграть важную роль в истории Руси. В своей русской политике Болеслав сделает отныне ставку на своего зятя.

Вместе с дочерью Болеслава на Русь отправился колобжегский епископ Рейнберн[132]. Этот немец-аскет пользовался известностью как проповедник и миссионер, проявлявший особое рвение в борьбе с язычниками-славянами, жившими в польском Поморье. Он разрушил языческие капища в пределах своей епархии и даже, по словам Титмара, очистил от демонов Балтийское море, почитавшееся славянами, сбросив в него «четыре камня, помазанных священным елеем и окропив его святой водой». Естественно, что деятельность Рейнберна не пришлась по душе местному населению. Колобжегская епископия, образованная в 1000 году, была упразднена около 1007 года, после выступления поморских славян против Польши, начавшегося в связи с очередной польско-немецкой войной. Ко времени бракосочетания Святополка и Болеславны Рейнберн остался без кафедры. Вероятно, он был духовником дочери Болеслава. Но, отправляя его на Русь, польский князь отводил ему несравненно большую роль.

Оказавшись в новой для себя стране, Рейнберн, наверное, продолжил проповедь христианства. Стольным городом Святополка был Туров на реке Припять. На короткое время этот город стал одним из главных политических центров Руси. В начале XI века здесь, возможно, уже существовала епископская кафедра. (Позднейшие источники датируют ее образование 1005/06 годом и называют имя первого туровского епископа — Фома.) В это время догматические расхождения между Западной и Восточной церквями еще не ощущались так остро, как впоследствии. Для русского и греческого духовенства Рейнберн был не столько противником, сколько союзником в борьбе с язычеством. И можно думать, что по крайней мере один человек в Турове попал под исключительное влияние немецкого епископа. Этот человек — туровский князь Святополк.

Имя, данное Святополку при крещении, было Петр. Это должно было казаться символичным для Рейнберна. «Князь апостолов» Петр считался покровителем Рима и Римской церкви. Сам папский престол именовали в то время «седалищем святого Петра». Вместе с тем под особым покровительством апостола Петра находились Польша и лично польский князь Болеслав, чьи волосы еще в детстве были отосланы в Рим под защиту святого престола. Болеслав ежегодно выплачивал «дань» «святому Петру», то есть взносы в папскую казну. Рейнберн, чье посвящение в сан епископа было совершено властью римского первосвященника и чье появление на Руси было санкционировано «данником святого Петра» князем Болеславом, уже одним этим мог снискать особое расположение со стороны Святополка.

Немецкий епископ стал ключевой фигурой в хитроумной комбинации, очевидно, задуманной польским князем. По сведениям Титмара Мерзебургского, через какое-то время после свадьбы «по наущению Болеслава» Святополк вознамерился «тайно выступить» против своего отца. Заговор, однако, был раскрыт. Владимир поспешил заключить под стражу не только Святополка и его жену-польку, но и Рейнберна, которого (очевидно, не без оснований) счел организатором и вдохновителем мятежа.

Действительно ли имел место заговор? И намеревался ли Святополк в самом деле отстранить от власти князя Владимира? Я склоняюсь к тому, чтобы дать утвердительный ответ на эти вопросы. Более того, как мне кажется, можно даже попытаться установить те скрытые мотивы, которыми руководствовались туровский князь и его покровитель в Польше в своих притязаниях на киевский престол. Но для этого придется вспомнить не вполне обычные обстоятельства появления Святополка на свет.

Напомню, что его считали «от двух отцов», поскольку его мать, некую греческую христианку, жену Ярополка, Владимир «залежал» «непраздной», то есть беременной. Согласно представлениям русских людей того времени, отцом Святополка, несомненно, был Владимир: даже усыновление вполне заменяло физическое сыновство. Но при христианском взгляде на существо брака поступок Владимира был не чем иным, как насилием и прелюбодеянием, а Святополк, так же несомненно, оказывался законным сыном одного лишь Ярополка. Но если так, то он приобретал права на киевский престол даже при жизни Владимира. И не Рейнберн ли — может быть, по указке Болеслава? — растолковывал ему это?

Подобные рассуждения отнюдь не являются досужей выдумкой, но, как ни странно, подтверждаются документально. В нашем распоряжении имеется уникальный источник — монеты самого Святополка, которые он чеканил в Киеве во время своего недолгого пребывания там в 1015–1016 годах. На этих монетах Святополк изображал себя подобным Владимиру — на княжеском престоле, с регалиями «царской» власти. Установлено, что один из экземпляров Святополковых монет был даже выполнен тем же резчиком, который вырезал формы для сребреника Владимира. На оборотной стороне монеты — так же, как и у Владимира, — родовой княжеский знак, но не Владимиров «трезубец», а «двузубец» с крестом на одном из наверший. Этот княжеский знак, вероятно, восходит к княжескому знаку Святослава Игоревича и Ярополка Святославича. Русские князья Рюриковичи, как правило, наследовали родовой знак своего родителя, придавая ему какие-то свои дополнительные черты. Ярополк в свое время воспринял отцовский «двузубец». Свергнув брата, Владимир должен был изменить и его княжеский знак. В свою очередь, «трезубец» Владимира с незначительными дополнениями использовали его сыновья — в частности, Ярослав. Святополк сознательно отказывался от Владимирова «трезубца» и восстанавливал «двузубец» своего настоящего отца. И это свидетельство того, что сам он осознавал себя отнюдь не Владимировичем, но Ярополчичем.