скатертей, и Громовой Камень повёл Эркина вдоль края поляны, внимательно оглядывая траву и кусты. Эркин шёл за ним, стараясь не мешать. Сам он ничего в следах не смыслил и отлично понимал это. Вроде никто на них внимания не обратил.

Нога болела уже меньше, и Джинни снова попыталась встать. Надо за что-нибудь ухватиться, подтянуться и вылезти. Как глупо. Чтоб тебе провалиться! И ты проваливаешься. В какую-то берлогу. А… а если это и в самом деле берлога?! И сейчас явится её хозяин – медведь?! И… Джинни невольно всхлипнула. Может, покричать, позвать на помощь? Но… но она же так далеко ушла, что никого не слышала, значит, и её не услышат. И… и вдруг уже все уехали, а она так и останется здесь, в этой яме, наедине с медведем? Она снова всхлипнула и тихо заплакала.

Они уже углубились в лес, когда их нагнал Андрей.

– Вы это куда?

Эркин не успел ответить. Громовой Камень недовольно оглянулся, и Андрей, покраснев, сам пришлёпнул себе губы ладонью.

Громовой Камень шёл впереди, очень медленно, вглядываясь в кажущуюся одинаковой поросль. И только когда он делал следующий шаг, Эркин и Андрей замечали обломанную ветку, примятую траву, отпечаток подошвы кроссовки на полузасохшей лужице. След был извилистый, с неожиданными поворотами, но ясный.

Когда начался ветровал, Громовой Камень пробурчал что-то неразборчивое, проигнорировав вопросительные взгляды Эркина и Андрея, и полез через стволы. Догадавшись, что учитель выругался и потому не стал переводить, Андрей широко ухмыльнулся и про себя повторил услышанное: надо запомнить, вдруг пригодится, такие знания лишними не бывают.

Перелезая через очередной ствол, Громовой Камень ушиб раненую ногу и еле сдержался. Ну…! Ну, куда эту дурёху понесло? Ни ягод, ни ещё чего-то, что любят искать и собирать девушки, здесь и быть не может. Мощный какой ветровал. А ч-чёрт!

Он бы упал, если бы Эркин не подхватил его сзади. Громко хрустнул под Андреем тонкий высохший ствол.

– Что она здесь искала? – тихо спросил по-русски Эркин.

– Найдём и спросим, – так же тихо ответил Громовой Камень и, не оглядываясь, бросил Андрею на шауни: – Не шуми.

– Уг, – камерным шёпотом ответил Андрей.

Громовой Камень застыл, прислушиваясь. Эркин и Андрей даже дышать перестали, чтобы не помешать ему. Сами они слышали только птичий гомон, не различая в нём отдельных голосов.

Джинни услышала тяжёлый хруст и замерла. Медведь? Идёт сюда? Уже?! Мама, мамочка, не надо! Она попробовала крикнуть, но только слабо, по-мышиному, пискнула.

Громовой Камень вытянул руку, указывая направление.

– Там, – и качнулся, едва удержав равновесие на скользком стволе.

– Я пройду, кутойс, – сразу сказал Эркин, взмахом руки остановив Андрея.

Он тоже услышал этот всхлип и увидел, уже сам увидел следы. Она шла здесь, поскользнулась и упала, значит, там яма. Его тот ствол не выдержит, надо обойти.

Запрокинув голову, Джинни с ужасом смотрела, как подрагивают нависающие над её убежищем концы стволов. Идёт, он идёт…

Эркин осторожно попробовал носком кроссовки ствол. Трухлявый, не выдержит. А вон тот? Да, крепкий. А яма? Ага, вон, как раз под ним и…

– Я её вижу, – бросил он назад на шауни и громко позвал по-английски: – Хей, мисс Джинни!

– Оу! Это вы? Да, вы нашли меня?!

Сзади радостно заржал Андрей.

– Да, сейчас.

Эркин осторожно опустился на колени и лёг так, чтобы опираться на ствол грудью, опустил вниз руки.

– Хватайтесь, мисс Джинни, – он по-прежнему говори л по-английски.

И когда она потянулась к нему снизу, схватил её за запястья и потянул вверх, на себя: сама же она подтянуться не сможет.

Жёсткие бугристые ладони сдавили её руки. Она видит лицо, смуглое, улыбающееся, знакомое. Это Мороз, её ученик, сосед по дому, муж Джен, но… но это уже было! Её уже так вытягивали, беспомощную, перепуганную, властно поднимали, это было! Когда? Где? Почему ей сейчас так страшно?! Её же спасают.

Поднимая Джинни, Эркин боялся, что ствол, хоть и казался крепким, но не выдержит двойного веса, обломится. Но спешить тоже нельзя, надо плавно, без рывков. Потом ему казалось, что это длилось очень долго, а Андрей говорил, что он раз дёрнул – и всё! «Ты ж её как репку из грядки выковырял!»

Прижимая Джинни к себе, Эркин плавно, чтобы резким движением не обрушить подгнившую кучу, выпрямился и попятился по стволу от ямы. Она молчала, глядя на него круглыми испуганными глазами.

Когда они уже вчетвером выбрались из ветровала, Громовой Камень покачал головой.

– Как же это вас угораздило, Джинни?

– Я шла и упала. И ударилась. Очень больно.

Джинни говорила очень медленно, будто по обязанности. Будто думала о чём-то другом, из-за чего перепачканные промокшие джинсы, ссадина на лбу, подвёрнутая лодыжка, ушибленный локоть – всё это уже совсем не важно.

– Джинни, – Андрей вдруг заговорил по-английски. – Вы в порядке?

– Да, – она остановилась, поправила волосы, тронула ссадину.

– Не трогайте, – перехватил её руку Громовой Камень. – Придём и промоем, а то загноится. Как нога, идти сами можете?

Он говорил по-русски, и она так же отвечала ему:

– Да, – она попробовала переступить и повторила: – Да.

Эркин сразу отпустил её и пошёл чуть сзади и сбоку, чтобы подхватить в случае чего.

– Я, – Джинни говорила по-русски с усилием, будто преодолевая что-то, мешающее ей. – Я в порядке. Я… испугалась.

– Понятно, – кивнул Андрей. – Идёшь и проваливаешься. Тут любой испугается.

Громовой Камень улыбнулся.

– Джинни, а почему вы не позвали на помощь?

– Я испугалась, – Джинни говорила уже свободнее. – Ну, что придёт медведь.

– Медведь? – удивился Громовой Камень. – Почему?

– Ну, это же его… дом, его, да, берлога.

К изумлению и даже обиде Джинни, Громовой Камень захохотал.

– Ох, Джинни, – наконец с трудом он выговорил сквозь смех. – Ну, какая же берлога в такой сырости? – и снова засмеялся.

Фыркнул и Андрей, а за ним, помедлив с секунду, наконец засмеялась и Джинни.

Когда они вышли на поляну, оказалось, что их отсутствие заметили и уже беспокоились.

Полина Степановна, Калерия Витальевна, Агнесса Семёновна и Галина Сергеевна сразу занялись Джинни: промывали ссадину, заклеивали её пластырем, утешали и успокаивали. Спасителям тут же торжественно налили.

Громовой Камень, поблагодарив, взял свой стакан и тяжело сел, незаметно потёр ушибленную ногу. И невольно улыбнулся: настолько живописен был рассказ Андрея.

Эркин равнодушно, не почувствовав вкуса, выпил водку и так же равнодушно, как по обязанности, жевал что-то. Он выдал себя, сам, полез сдуру, и теперь она, конечно, узнала его, вот сейчас выплачется на плече Полины Степановны и расскажет, не могла она не узнать, не вспомнить. И тогда… не