— От него будет мало пользы, разве что он начнет действовать втайне от бабушки. Но едва ли это будет существенной помощью. Он не станет выступать на стороне Утраты, ты прекрасно это понимаешь. Не в том случае, если потребуется идти наперекор бабушке.

— А что она сделала с нотами? — поинтересовалась Лидия.

Аликс ей рассказала, и Лидия ужаснулась.

— Тогда она действительно ненормальная. Совершить подобное! Проявить такую ненависть! Но почему? Чем Утрата заслужила это?

— Ничем, — вздохнул Эдвин. — Абсолютно ничем, черт возьми! Простите мне такие выражения, но у меня кровь закипает от этого, честное слово. Аликс, мы должны что-то сделать для Утраты. Она не может продолжать жить вот так: плохая одежда, вечные упреки по любому поводу, подозрения в неведомых проступках. Она вырастет с покоробленной душой, не говоря уже о музыке.

— У тебя ведь есть собственные деньги, Эдвин? И, думаю, у тебя тоже, Аликс?

— Да.

— От матери и отца?

— Да, мы должны получить их в следующем году. Они в трастовом фонде.

— А разве Утрата не дочь ваших родителей? Разве ей ничего не оставлено?

Близнецы переглянулись.

— Наверное, оставлено, — промолвил Эдвин. — Это вопрос из разряда таких, о которых говорить не принято. Она получит свою долю, когда ей исполнится двадцать пять, — так же как и мы. Дедушка оплачивает ее школу, как он делал для нас, и капитал и доход с капитала сохраняются. К тому времени как Утрата достигнет этого возраста, она будет очень состоятельной.

— А не могла бы она получить часть денег сейчас, чтобы оплатить музыкальное образование? Приобрести одежду, посещать концерты? Слушать музыку — очень важно.

— Нам надо бы спросить попечителей фонда, — ответил Эдвин.

— Забудь об этом, — произнесла Аликс, окуная ножи и вилки в воду. — Совет попечителей, Лидия, состоит из семейного поверенного, живущего в Манчестере, американских адвокатов, о которых мы ничего не знаем, и дяди Сола. Старый Ноукс, наш поверенный, полностью у бабушки в руках, а что касается дяди Сола…

— Он никогда не пойдет против бабушкиной воли, — закончил Эдвин.

— Мы могли бы платить за нее сами. Я с радостью буду это делать.

— Так же и я, но это не вопрос фунтов, шиллингов и пенсов, Лекси, ты сама знаешь. Речь о том, что Утрата находится полностью под властью бабушки, и о том, что ей предстоит оставаться здесь, под этим гнетом, еще шесть лет. А потом ждать четыре года, прежде чем она получит какие-нибудь деньги.

— Шесть лет! Десять лет! Du lieber Gott![51]— воскликнула Лидия, с шумом захлопывая ящик с ножами и вилками. — Даже шесть лет слишком долго. Через шесть лет она будет сломлена.

— Обе спят, — сообщила Аликс. Она прокралась в комнату девочек проверить, как они там. — Я оставила свет включенным.

— Очень разумно, — похвалила Лидия. — Чтобы отгонять дурные сны.

— Ну а сейчас, — сказал Эдвин, — я хочу услышать правду о том, что произошло сегодня.

Аликс вздохнула, поправила подоткнутую под спину подушку.

— Перестань ерзать, Лекси, и выкладывай!

— Урсула действительно пошла с кем-то встретиться и получила сверх того, на что рассчитывала. Но она отправилась туда не по собственной воле и не в своих интересах.

— Как посредник?

— Да, именно. Утрата не хотела ябедничать на подругу, но в конце концов мне удалось вытянуть из нее часть истории. Урсула пошла встретиться с человеком от имени Розалинд; та лежит с простудой, потому не могла соблюсти договоренность и сама явиться на свидание. Похоже, очаровательная Розалинд занималась шантажом: она нашла письмо от Делии, которое пришло на имя няни, и угрожала рассказать обо всем Питеру, если Урсула не сделает то, что она велит. Я догадываюсь, это был не первый случай, когда Розалинд вынуждала Урсулу выполнять за нее грязную работу, и, очевидно, вовсе не собиралась отдавать девочке обратно письмо.

— По-моему, Розалинд неприятная особа, — заметила Лидия.

— Мне она не понравилась с самого начала, — признался Эдвин. — Какой гнусной маленькой прохиндейкой она оказалась! Итак, Урсула отправилась на встречу, надев шарф и шапку Розалинд, чтобы тот человек издали ее узнал?

— Да. Как я поняла, он разозлился уже тогда, обнаружив, что это не Розалинд, потом сказал, что передаст записку, чтобы Урсула отнесла ее обратно, после чего опять схватил ее в объятия и принялся целовать. Конечно, она перепугалась и стала вырываться. По ее мнению, это было самое ужасное и отвратительное, что ей довелось пережить за всю жизнь. Вот тогда он озверел.

— Гнусно! — крикнул Эдвин. — Кто этот человек? Дайте мне только до него добраться!

— Утрата говорит, что не знает. Не уверена, что она сказала всю правду, но больше мне ничего не удалось из нее вытянуть.

— А что общего у Розалинд с тем человеком? — спросила Лидия. — Сколько ей лет?

— Семнадцать, по-моему, — произнес Эдвин. — Но меня не удивляет, что она назначает в лесу свидания подобным мужчинам.

Аликс встала, широко зевая.

— Мне ни капельки не хочется возвращаться в «Уинкрэг», но дедушка будет беспокоиться. Если бабушка выгонит меня на мороз, вернусь и вас разбужу.

Эдвин принес ей пальто.

— В пальто было вот это, — сказал он, вручая сестре картонную папку.

— Боже милостивый, как я могла забыть! — воскликнула Аликс, забирая папку. — Она находилась среди кое-каких маминых вещей, спрятанных в буфете на одном из чердаков. Я пошла туда сегодня утром и нашла ее, но наступило время ленча, а потом, со всеми треволнениями по поводу Урсулы, совсем про нее забыла.

— О Боже, ты что, опять за свои изыскания? Будто нам мало насущных проблем, так ты еще раскапываешь прошлые.

— Там могут оказаться какие-нибудь фотографии или ключ к ответу, где были мама и Изабел, когда произошел несчастный случай, и из какой части Америки была родом мама. Все это покрыто таким туманом, но я не понимаю почему.

— Ладно, если считаешь, что должна рыться на чердаках, то ройся, но я уверен: лучше оставить это дело в покое.

Лидия не согласилась.

— Ты не прав, Эдвин. Там, где есть вопросы и неопределенность, человек не может успокоиться, пока не получит ответов. Аликс права, что хочет знать истину.

— Спасибо, — сказала Аликс, обрадовавшись неожиданной поддержке.

Эдвин взглянул на потрепанную папку.

— Тогда открой ее. Давай поглядим, что там внутри. А по возвращении ты изучишь все подробно.

Аликс развязала коричневую ленту. Внутри находился ворох бумаг, явно не отсортированных в каком-либо порядке, а просто засунутых наспех, как попало. Сложенная пожелтевшая газета, меньшего формата, чем английские, выпала на пол. Эдвин поднял ее и развернул.