Аликс была поражена эффектом, какой возымели эти слова на Сола. Он обмяк, словно проткнутый воздушный шар. Мэвис… Интересно… Могло ли… Нет, конечно, нет.

Джейн окинула Сола ледяным взглядом, потом плотнее закуталась в кардиган и потеребила жемчуг на шее.

— Мы выяснили об Утрате. А что сталось с Изабел?

— Она умерла, — бесцеремонно заявил Сол. — Во время родов. Весьма печально, но, вероятно, к лучшему.

Все вновь изумленно уставились на него.

— К лучшему? — повторила Джейн.

— Учитывая, что ей исполнилось четырнадцать лет, когда она… э… попала в беду. Очевидно, у нее были дурные наклонности.

— Замолчи, Сол, ты уже сказал довольно! — осадила его Труди. — Мне стыдно за тебя. Господи, как будто одного Джека недостаточно. Надо было, чтобы в семье уродился еще такой дурак.

— Он хуже, чем дурак! — с презрением бросил Эдвин. — Заявить такое о своей племяннице, моей сестре… Уж Изабел-то определенно являлась моей сестрой, даже если Утрата — нет. К лучшему, что она умерла? Господи Исусе, дядя Сол, если правительство, которому ты служишь, разделяет твои извращенные взгляды, тогда помоги Бог нашей стране!

— Взгляды он разделяет со своей матерью, — произнесла Джейн светским, почти небрежным тоном. — Если вы хотите знать, кто стоял за укрывательством, далеко ходить незачем. Можете быть уверены, все это организовала ваша бабушка. И по моему мнению, вы еще не добрались до основ той истории. На вашем месте, Эдвин и Аликс, я бы начала задавать вопросы о вашей умершей сестре.

Майкл стоял около здания почты, когда с грохотом подкатил почтовый автобус[52]. Из него вышла Сеси с двумя женщинами, в фетровых шляпах, с кошелками в руках. Водитель дополнительно закрепил рычаг тормоза и выпрыгнул из кабины. Кивнул Майклу и вошел в здание, чтобы забрать почту и выпить утреннюю чашку чаю.

Майкл двинулся навстречу девушке. Несмотря на одолевавшие его в последнее время усталость и подавленность, молодой человек почувствовал, как его сердце воспаряет.

— Здравствуйте! — приветливо улыбнулась Сеси. — Не ожидала, что меня будут встречать.

— Я проснулся рано и подумал: пройдусь до почты и куплю газету.

— Вы ранняя пташка? — Но увидев, что он замялся, Сеси поспешила извиниться: — О, прошу прощения. Я не хотела быть назойливой, совать нос не в свое дело.

— Вы совсем не назойливы. Мне приятно, что вы интересуетесь моей жизнью. Обычно я встаю ни рано ни поздно — так, чтобы перед завтраком оставалось достаточно времени привести себя в порядок. Но только я не очень-то хорошо сплю в последние дни.

Они вышли за пределы деревни и двинулись в направлении отеля, шагая по середине дороги, где лед растаял.

— Это тушеное мясо миссис Диксон тому виной? Вчерашний ужин определенно не может быть причиной: еда у Лидии была отменная.

— Желудок у меня луженый. Дело не в пище, причина скорее умственная.

— Как?

— Нет, я не кандидат в психушку. Просто страдаю от ночных кошмаров.

— Ах это. Противная штука. Вас что-то тревожит?

— Периодически повторяющийся кошмар. И я уже начал задаваться вопросом, нет ли тут чего-либо более серьезного. Вероятно, воспоминание из детства, которое отступает днем, полностью вытесняясь сознанием. Но зато оно вырывается на свободу ночью и преследует меня во сне. Раньше этот сон часто повторялся в детстве и юности, а потом несколько лет его не было. Или это предвидение будущего? Ну, знаете, все эти теории о том, что время течет не так, как мы представляем. В другую сторону. Но сон связан со здешними местами.

— С деревней? Вы бывали здесь раньше?

— Не с деревней, а с озером. Да, когда я был ребенком, наша семья приезжала сюда на зимние праздники. С тех пор как я тут, кошмар возобновился с новой силой. Я вижу его практически каждую ночь.

Зачем он рассказывает ей все это? Неужели превращается в Старого моряка[53], тронувшегося рассудком и вынужденного навязывать свою печальную повесть каждому встречному?

— Дурные сны преследуют хуже привидений, — промолвила Сеси. — Вспомните Гамлета: «Даже в ореховой скорлупе я мог бы считать себя владыкой мира, когда бы не дурные сны». Аликс всегда говорит, что Шекспир страдал бессонницей — вспомните все эти проблемы со сном в его пьесах.

— Я не очень хорошо знаю Шекспира: только то, что учили в школе.

— Вы не любите театр?

Майкл поразмыслил над этим вопросом.

— Люблю, но имел не так уж много возможностей посещать его со времен окончания университета. Либо я находился от него далеко, либо не хватало времени.

— Вам следует чаще бывать в театре. Я, например, обожаю театр. А еще люблю ходить в кино. Уносишься в иной мир.

— Я хожу, когда выдается возможность. Кажется, в ваших глазах я выгляжу очень скучным, — прибавил он с неожиданной досадой. — Все работа, да работа — вот из чего состоит моя жизнь!

Сеси засунула руки в карманы пальто.

— Не пойму, похолодало, что ли?

Майкл был благодарен, что она не отозвалась на его вспышку.

— По-моему, нет.

— У меня есть теория: стужа, которая перед Рождеством бодрит и радует, уже к Новому году угнетает нервную систему человека.

— Как же он излечивается?

— Сев в поезд до Лондона. Нет, не смейтесь.

— Я полагал, что вы, уроженцы Озерного края, радуетесь, когда бываете у озера, среди гор.

— Я раньше тоже думала, что северянка до мозга костей. Оказалось, нет. Я решила, что с большим удовольствием находилась бы в Лондоне. Там люди чувствуют себя нормально. По крайней мере те, кого я знаю. В отличие от моей семьи и родственников. В отличие от Ричардсонов.

Они дошли до отеля. Майкл проводил Сеси в холл.

— Я мигом, — сказал он, устремляясь вверх по лестнице.

Появился мистер Диксон и приветствовал девушку:

— Приятно снова вас видеть, мисс Сеси! Как поживают мистер Роджер и миссис Анджела? — С минуту он расспрашивал ее о семье, а потом посоветовал извлечь больше удовольствия из катания по замерзшему озеру. — Потому что я чую носом ветер, и перемена погоды не за горами. В воздухе пахнет снегом.

— Как вы можете говорить такое, когда небо ярко-синее, а температура намного ниже нуля?

— Не сегодня, понятное дело, и не завтра, но подождите несколько дней, и увидите, что я был прав.