Но дожидаться ей не пришлось.

Горянка сделала ещё шаг и услыхала знакомый, полузабытый уже звук — жёсткий, боевой удар руки об руку, а потом — толчок плечом или коленом и железный лязг, и ещё удар… Мурашки побежали по спине. «Что за дело?» — озадаченно подумала Неле. В Рескидде, конечно, могли драться, но не среди бела дня, и не возле богатой гостиницы. Ещё и нож кто-то вытащил — не ручницу с заклинанием, а нож. Горянка покачала головой и нащупала на груди свой собственный.

Не то смутное любопытство, не то смутное же предчувствие потянуло её вперёд. Неле не боялась мужских драк. Ручницы там, кажется, ни у кого не было, от брошенного ножа Юцинеле сумела бы увернуться, от погони — убежать; страх не остановил её, и она, повинуясь какому-то странному притяжению, словно бы чужой воле, прошла дальше, прижалась спиной к стене и осторожно глянула за угол.

Сердце ёкнуло и упало в живот.

Колени ослабли.

Неле замерла, не веря своим глазам.

…Вначале она увидела первую жену Мори — растрёпанную, растерянную, взбешённую. Эррет впивалась пальцами в спинку скамейки и, очевидно, разрывалась между желаниями кинуться на помощь Мори и кинуться душить его вторую жену. Вторая жена, прислонившись к дереву, задумчиво усмехалась.

На мраморных плитах посреди сквера ждал Мори, спокойный, как всегда.

Перед добрым уаррцем стоял, улыбаясь знакомой, до муки знакомой Неле улыбкой, Итаяс, Демон Высокогорья.

Неле отвернулась и зажала рот рукой: из её груди едва не вырвался стон.

Это было невозможно. Совсем невозможно. Никак не мог Итаяс очутиться в Рескидде, он был в Верхнем Таяне, вместе с каманаром Ариясом… и он был рядом, в двух десятках шагов от Неле. Доли секунды хватило сестре, чтобы узнать выражение его лица и понять его намерения. Итаяс собирался убить. Не приходилось гадать, кого на этот раз он избрал себе жертвой… Почему? Зачем?..

Неле не знала ни одного ответа и не имела сил задавать вопросы. Она даже не смотрела на мужчин: уставилась в землю, не в силах видеть. Ей не нужно было видеть, она и без того знала, что сейчас случится.

Сейчас её непобедимый брат убьёт самого лучшего человека на земле.

…Знакомый звук: скользит по полированному мрамору чья-то нога. Воздух потрескивает — написано заклинание. Ещё какие-то звуки, которые невозможно опознать, потому что уже невозможно думать — дыхание прерывается, болит в груди, кровь шумит в ушах… Итаяс не проигрывает битв. Если он вступил в сражение, значит, он выиграет его. Недаром его зовут Демоном. Его боятся едва ли не больше, чем мертвеца Эрдрейари. Великий мертвец прославился при жизни, и лет ему сотни, а Демон Высокогорья — юн…

А Морэгтаи — добрый. Может, он и сильный маг, но он не убийца убийц, и не бесчинствовал он год от года на горных дорогах, и не проводил в походах недели без сна и отдыха. Он просто человек. Сейчас Демон убьёт его.

И Неле не сможет с ним даже проститься.

Задыхаясь от рыданий, ничего не видя из-за застящих глаза слез, Неле вылетела из-за угла и бросилась к ним. Одна мысль овладела всем её существом: остановить его руку, повиснуть на нём, вымолить ещё несколько вздохов… и может быть, успеть сказать, что любимая сестра Итаяса обязана жизнью этому уаррцу, и может быть, тогда она вернёт Мори долг…

Она сделала то, чего так сильно желала.

В последний миг Неле с отчаянным вскриком повисла на занесённой руке.

На руке Морэгтаи.

Непобедимый Итаяс стоял на коленях. Уаррец накрутил его косу на запястье и, нажимая коленом на спину, заставлял его откидывать голову — так далеко, что Итаяс задыхался. Сам уаррец оставался так же спокоен, как минуту назад. В руке — в той, за которую уцепилась Неле — он сжимал кинжал Демона. Все мускулы в теле горца были напряжены, он готовился рвануться, почуяв малейшую слабину в хватке врага; но руки Итаяса, совершенно свободные, оставались странно неподвижны. Они висели вдоль тела бессильно, словно Мори сумел выбить его плечи из суставов. «Заклинание, — поняла Юцинеле. — Это заклинание…»

И только потом она поняла, какой перед нею расклад.

— Цинелия? — недоумённо, но ласково проговорил Мори.

Неле только всхлипнула, выпустив его руку.

Расширенными глазами Итаяс смотрел на неё — снизу вверх. «Юцинеле», — одними губами проговорил он и вдруг улыбнулся.

— Господин… Морэгтаи, — не помня себя, выговорила Неле; неотрывно она глядела на брата. — Пожалуйста…

— Что за бесы?! — прорычала Эррет.

Неле обернулась в панике.

— Это девка навела ублюдка? — продолжала уаррка. — То-то она мне сразу не понравилась… Данва!

— Вот оно как, — насмешливо сказала, приближаясь, вторая жена Мори, пышногрудая золотоволосая рескидди. — Наши действия этот красавец, может, и предвидит, но Его Величество успешно надрал герою задницу.

— Данва! — рявкнула Эррет; она была в ужасном гневе, и тёмные жуткие глаза её стали ещё темнее и жутче. — Я скормлю тебя свиньям! Я прикажу Кайсену сместить тебя! Так-то твоя шваль защищает императора?!

Мори поднял голову.

— Эррет, — сказал он. — Не шуми.

Первая жена с силой провела по лицу ладонью.

— Это я виновата, — глухо сказала она. — Я спустила теней с поводка. Но я исправлю это упущение, — голос её стал едким как кислота. — К счастью, ещё не поздно.

— Эррет, — повторил Мори терпеливо. — Ты ещё не поняла?

Он перевёл взгляд на Неле, и Неле отшатнулась.

Руки её дрожали. Она вскрикнула — тихо, не испуганно, а скорей жалобно. Дрожа, она отступала и отступала под их взглядами: издевательским — Данвы, бешеным — Эррет, печальным и ласковым — Морэгтаи… Последний по-прежнему держал Итаяса железной хваткой, заставляя извиваться в попытках глотнуть воздуха, а Демон по-прежнему приветливо улыбался сестре, хотя улыбка и выходила искажённой от боли.

Эррет резко выдохнула.

Плечи Неле опустились; по лицу её катились слёзы, но она не чувствовала их. Без сил она села прямо на землю.

— Император, — выговорил Итаяс со странным удовлетворением, перестав, наконец, сопротивляться. — Император Уарры.

Перед тем, как разразится гроза, бывают часы тишины — душной, напоенной предчувствием бури, но оттого лишь более глубокой.

Глубокой ночью мы с Эррет разговаривали, лёжа в постели. Время с начала сумерек до третьего часа заполночь считалось в Рескидде «лунным днём»; ни один здоровый южанин не спал. Кто-то работал, но большей частью горожане, выспавшись в жаркую пору, гуляли и буянили. Только в четвёртом часу становилось спокойней, хотя жизнь кипела до рассвета.

Днём мне доставили письмо Младшей Матери. Любопытный путь проделало оно: по дальней связи из Рескидды в Кестис Неггел, а оттуда обратно в Рескидду. Я никак не ожидал, что Её Святейшество, зная о моём инкогнито, решит соблюсти формальности. Она изъявляла желание даровать мне личную аудиенцию; благо, хотя бы закрытым письмом, а не извещением со всеми печатями… общественность бы удивилась.