— Никогда.

— Я проснулась на белых лепестках. Я даже не могла мечтать, что придет такое время, когда меня снова будут осыпать белыми розами. Спасибо.

Он наклонился, поцеловал ее в губы, она ответила на его поцелуй. Потом, протянув руку, взял со стола фотографию в рамке. Прочел надпись.

— «Билл Смит. Буду помнить вечно, мэм». Что за Билл Смит? — он взглянул на нее с иронией. — Очередной английский лейтенант? Судя по обмундированию, военно-морская авиация США. Какой-то негр или индус, не пойму, — придерживая ее за плечи, он поднес фотографию, чтобы она тоже могла видеть. — У фрау появились фото американских военных. Это теперь твой типаж? Голубоглазые арийцы больше не в моде? Рейхсфюрер бы не одобрил такое лицо.

— Он помесь с индейцем.

— Ацтеки, инки, майя — это очень романтично, в твоем стиле.

— Красивый крепкий парень, глаза как шоколад, кожа цвета оливкового масла. Капитан американских ВВС.

— Мне даже страшно.

— У него было обожжено больше пятидесяти процентов тела, почти полная потеря зрения, памяти. Он был практически безнадежен, — она вздохнула. — Но я его вылечила. Он снова вернулся в строй.

— Ты ездишь во Вьетнам? Я вижу, ты в американской военной форме, — он присмотрелся. — Бригадный генерал?! Ты догнала меня по званию, — взяв сигарету из пепельницы, затянулся, потом отдал ей.

— Как и в рейхе, исключительно по медицинской части. Во Вьетнаме я бываю нечасто, — она с нежностью поцеловала его руку. — В основном на базе на Окинаве. Там находится госпиталь, куда привозят раненых. Я беру с собой Натали. Она смотрит, как и что я делаю, учится. Она очень способная. Джилл никогда бы не смогла стать хирургом. Наталья сможет, именно военным хирургом, как я.

— Я говорил, она на тебя похожа.

— Мне позвонил Эйзенхауэр. Сказал, что его морпехи здорово поджарились в Индокитае. Их надо перевернуть на другую сторону, чтобы они окончательно не подгорели. Это такой американский юмор. Вы — самый лучший военный хирург, у вас самый большой опыт, лучшая репутация. Соединенные Штаты могут на вас рассчитывать? Я сказала, да, все поняла, сэр. Собираю самолет и вылетаю. Он мне — о'кей, как это у них принято. Мы вас оформим бригадным генералом. Устроит? Я говорю — не нужно, мне и так хорошо. Но он все равно оформил.

— Теперь мне придется ждать тебя с войны? — он с нежностью провел рукой по ее волосам. — Никогда бы не подумал в сорок пятом.

— Почему с войны? Просто из госпиталя. А еще с Ближнего Востока и из Алжира. А еще из Африки, где постоянно дерутся папуасы.

— Я в курсе, папуасы — это твоя любовь, очень боевой народец. Просто какие-то скрытые арийцы. Но хорошо, что за них много платят.

— Это наша с Клемми тема. Мне звонит леди Клемми и говорит: Мари, мы должны продолжить дело герцогини Сэтерлэндской и выполнить свой долг. Вы со мной, Мари? Люди страдают, мы должны им помочь. И я отвечаю ей: конечно, Клемми, я всегда готова. Англия может на меня рассчитывать, как и Соединенные Штаты. Она начнет собирать благотворительные пожертвования, а я буду лечить этих папуасов, тогда как Уинстон все поддержит своим грандиозным авторитетом и напишет пару-тройку статей о политической ситуации в этой стране папуасов. Весь мир озаботится их проблемами, и все мы будем выглядеть очень убедительно в глазах мировой общественности, претендуя на очередную, например, Нобелевскую премию мира.

— И они, конечно, все влюблены в тебя…

— Кто, папуасы? Еще не хватает, чтобы ты ревновал к ним, — она ущипнула его за палец.

— Я надеюсь, Мари, — он посмотрел на нее с иронией, — ты не дашь мне поводов, хоть они и герои все подряд, как эти морпехи и летчики, — он кивнул на фотографии. — Целый госпиталь морпехов.

— У них есть девушки. На базах их хватает. Специально для того, чтобы морпехам было чем заняться в этом плане.

— Знаем мы этих девушек, — Йохан усмехнулся. — У нас они тоже были, только назывались по-другому — помощницы СС.

— Ох, штандартенфюрер. Откуда такие воспоминания?

— Не скажу. Сам не помню толком. Зачем? А как же страсть, о которой когда-то говорил доктор Виланд, наш милый доктор Виланд, как же любовь, та, настоящая, — он посмотрел ей прямо в глаза. — Твои морпехи тоже о ней думают. Смотрят на тебя и думают обо всем этом, с ума можно сойти от ревности. Все так на тебя смотрели, а потом шли в бой. И эти смотрят. Не думаю, что в военно-полевой половой сфере с тех пор, как мы воевали, что-то сильно изменилось. Я вижу, ты и оделась по моде этих морпехов, чтобы им нравиться, — он провел рукой по ее рубашке, остановившись на груди. — Ты можешь позволить себе такую одежду, как когда-то могла позволить носить мундир СС.

— Это я скорее тянусь за Клаусом. Он носит, и мы с Джилл не отстаем. Моя давняя подруга Шанель сказала, что сделала мне джинсы и вышила собственноручно. Будете носить? Я говорю: Коко, сколько мне лет? Она говорит — это неважно, у французской женщины возраста нет, так говорил еще тот английский лейтенант, которого мы обе с ней любили, а он любил нас, по очереди. Генри до сих пор для нее — икона. Только скажи, что он был не прав в чем-то, она этого не позволит. Кроме того, говорит она, сестра Сэтерлэнд, если узнают, сколько вам лет, то узнают, сколько мне, а это недопустимо. Так что будете носить — и точка. Вот и ношу, чтобы никто не узнал, сколько лет, не мне, а самой Коко. А недавно она прислала мне платье, такое же, как черный тюльпан, но совершенно прозрачное и с разрезами от талии, так что его можно носить без нижнего белья. Я ей сказала, что у меня нет мужа, чтобы ему показывать. Она поморщилась, и сказала, что муж для этого не нужен, нужны любовники, а у тебя их целый полк.

— Что-что? — он пристально посмотрел на нее. — У тебя есть такое платье? Надевай немедленно.

— Зачем?

— Чтобы его снять поскорее, — он поднял ее со стула и, взяв за бедра, прижал к себе.

— Хорошо, надену к ужину.

— Нет, сейчас.

— Уговорил. Надену к завтраку, — она улыбнулась. — Завтракать будем в кровати, как я понимаю? Вот и надену. А пока, — она отстранилась от него, — пожалуйста, дайте мне закончить, штандартенфюрер, всего пять минут. Вон кофеварка, — она кивнула на столик перед окном, — я уже сварила кофе. Это срочно.

— Ладно, я помню, человек под наркозом. Штандартенфюрер, разворачиваемся и уезжаем.

— Да, примерно так, — она кивнула, снова усаживаясь за стол.

— Слушаюсь, госпожа оберштурмбаннфюрер, то есть бригадный генерал, простите. Это звучит, Мари. Хотя и по медицинской части.

— Я согласна, — она кивнула. — Хорошо, что Эйзенхауэру не пришло в голову назначить меня каким-нибудь вице-адмиралом на авианосце, тоже по медицинской части. А то было бы совсем неудобно.

— Но это все еще впереди, — он налил кофе в чашку, закурив сигарету, сел в кресло напротив. — Ты так дойдешь до фельдмаршала, я думаю. По медицинской части. Мы все еще будем отдавать тебе честь, даже Зепп Дитрих. Так, как американцы воюют, они просидят во Вьетнаме еще лет пятнадцать, не меньше. Тебе как раз хватит для карьеры.