class="p1">– Совещались долго и бурно, – сказал Замех, – а так как совещания были не тайными, и мне на них довелось побывать. Хотели ещё одно посольство, вроде, последнее, отправить к королеве.

– Как? Зачем? – прервал Семко. – Когда уже одних послов она приказала посадить в темницу.

– Да, а всё-таки Спытек из Мелштына, юноша, который в милостях у королевы, и Пётр из Шекоцин, каштелян Лублинский, предложили себя, чтобы поехать к ней.

– Спытек! – скрежеща зубами, с ненавистью крикнул Семко.

– Может, посольство чего-нибудь достигло бы, – добавил Замех, – если бы не Пжеслав Вонвельский. Тот был в последнем посольстве к королеве и объявил ей, своей честью ручаясь за то, что поляки больше никаких послов ей не отправят, а если Ядвигу им не даст, они прямо себе короля выберут. «Моя честь, – говорил он, – есть вашей честью; я говорил им то, что вы приказали мне сказать. Если вы отправите новых послов, нарушите собственное слово, своей чести вы нанесёте урон…»

Поэтому для защиты своей чести собрание согласилось сдержать слово и послов не отправлять.

Семко радостно захлопал в ладоши.

– Так и вышло? – спросил он Замеха.

– Да, – закончил посол, – но всё-таки случилось совсем иначе, чем решили. Судзивой из Шубина, который думал о своих племянниках, заключённых в темницу королевой, самостоятельно поскакал предупредить её, что, если не пришлёт в скором времени Ядвигу, её корона пропадёт.

Семко слегка нахмурился.

– Думаете, что-нибудь получится? – забормотал он. Замех стоял, не смея отвечать. Бартош также молчал.

– Королева, наверное, не думает дать свою дочку, тринадцатилетнего ребёнка, – сказал сам Семко. – Если бы хотела отправить её в Польшу, давно бы имела время сама её отвезти или выслать. После стольких проволочек… не верю! – воскликнул Семко.

Долго молчавший Замех покачал головой.

– Если я должен говорить правду, – сказал он, – в Новом Сонче об этом иначе думали. Спытек из Мелштына отправил королеве настоятельное предупреждение, что поляки дольше ждать не хотят и не будут. Судзивой также… Там в Кракове все надеются на Ядвигу и ждут её как избавления, и рассчитывают на то, что приедет.

Бартош начал ещё спрашивать посла, а князь тут же удалился. Он отвёл его в свою комнату, чтобы расспросить лучше, а когда на следующий день встретился с князем, не скрывал, что и он придерживается того убеждения, что Ядвига должна прибыть.

– Как если бы ты мне сказал, – горько ответил Семко, – что мы уже никакой надежды иметь не можем.

– Как это? – горячо подхватил Бартош. – Всё-таки мужа для королевы они должны выбрать, а никого для неё нет, кроме вас…

Семко уже столько раз это слышал, что принял с недоверием и холодно.

– Вы слышали о Ягайлле, – сказал он коротко. – Из ненависти ко мне они готовы язычника взять.

А, подумав, добавил:

– Чтобы это предотвратить, есть одно средство… связаться с крестоносцами.

– Хоть с дьяволом! – выкрикнул Бартош.

Бобрек, который пришёл в тот же день около полудня, в силу привычки, поздороваться с канцлером, уже во дворе сумел узнать о возвращении Замеха и о том, что он привёз. Ксендз-канцлер его любезно приветствовал. После короткого вступления он прямо к нему обратился.

– Было бы не лишним для разговора о деле Визны, в котором разные трудности, князю встретиться с магистром?

Бобрек немного этого ожидал.

– Вы прикажете мне узнать? – спросил он.

– Было бы не лишним, – повторил канцлер, – князь вскоре может быть отсюда куда-нибудь вызван.

– Стало быть, мне ехать?

Канцлер утвердительно кивнул. Бобрек поцеловал ему руку и исчез.

Спустя несколько дней Семко с Бартошем выехали неизвестно куда, и не оказалось их в замке так тихо, что никто не подсмотрел, куда и как они поехали.

Магистр Цёлльнер ждал их в Торуни.

В этот раз встреча и свидание были так сокрыты от любопытных глаз, что никто не догадался, что в замке гости. Они прибыли в маленьком отряде, спешились в маленьком дворе, а крестоносцы отвели их тёмными коридорами в комнаты, в которых, кроме магистра и маршала Валленрода, никого не было. У Цёлльнера и маршала были пасмурные лица и нахмуренные лбы. Они даже не скрывали гнева, который в них кипел.

Цёлльнер, едва поздоровавшись с князем, начал разговор с порыва.

– Князь, вас не должна обескураживать неудача. Вы знаете, что вам и нам угрожает! Готовится самое адское предательство… этого язычника Ягайллу хотят посадить на трон. Он уже был в наших руках! Литва была нашей…

– Это правда? Может ли это осуществиться? – прервал Бартош.

– Я не сомневаюсь, что у них будет немало трудностей, – крикнул Цёлльнер, – в Риме и везде, где можем, мы будет это предотвращать…

Тут он обратился к князю.

– Теперь вы должны стараться о том, чтобы не допустить его. Поляки не хотят Сигизмунда; объявили ему и королеве, что будут изо всех сопротивляться; Опольского не хотят также; вас должны взять… вы…

Тут Бартош взялся быть защитником своего пана.

– Ваша милость знаете, – сказал он магистру, – что князь делал что мог, исхудал, его землю опустошили, средства исчерпались…

– Мы поможем ему, пусть идёт с нами, подадим друг другу руки… – начал магистр, – Ягайллу на трон нельзя пустить… Он и Мазовию захочет поглотить, и Ордену покоя не даст.

Никогда ещё Бартош не видел крестоносцев такими откровенными; теперь они так боялись, что не могли скрыть свой страх. Цёлльнер немедленно объявил, что деньги готов ссудить, правда, он требовал залог, но обещал не только ими снабдить князя, но сильно его поддержать.

Он и Валленрод утверждали, что мужем Ядвиги не мог быть ни кто иной, только Семко, уже избранный королём. Наконец они были готовы хлопотать о том, чтобы королева не приехала, если это будет им угрожать тем, что Ягайлло на ней жениться.

– Однако это до сих пор в Польше почти неизвестно, – сказал Бартош. – Там ещё о Ягайлле глухо!

– Это худший знак, – крикнул Цёлльнер, – заранее громкое может не проявиться, а то, что тайно, очень опасно. О Ягайлле никто не говорит, но те, что похитрее, думают о нём. Мы обо всём знаем… Хавнул ездил в Краков… этот немец-предатель, этот христианин, что продался язычникам… Поляки тайно послали в Вильно… Ведут переговоры, совершают предательство против нас, против Христа, против Бога! Отступники! Сыновья сатаны…

Сказав это, магистр не присел уже от гнева и не мог сдержаться.

Всё то время пребывания в Торуньском замке ни о чём другом речи не было. Цёлльнер предложил самые мягкие условия ссуды, требуя от Бартоша и от князя, чтобы энергично поддержали своё дело.

Они тщетно рисовали им трудности, понесённые потери, наконец ставили самое значительное условие – убрать архиепископа Бодзанту, противная