class="p1">– Выясним. Я посадила ребят просматривать записи с камер слежения, сделанные после того, как Бун и Кит утопили «субару».

– Я рад, что мы ее наконец-то нашли.

– Противное дело… особенно под занавес.

– Да, тот еще «дембельский аккорд»… – Бенуа повернулся к заливу. – Мне будет тебя не хватать, Мэл.

– Я буду поблизости, и если тебе вдруг захочется выпить кофе или обсудить какое-то дело – добро пожаловать. Раньше мы с Питером частенько обсуждали разные запутанные дела. Теперь мне этого очень недостает.

– По крайней мере, Сэм Берковиц будет кормить ее ворону, – сказал Бенуа, когда на воде рядом с катером показались головы водолазов. В своих неопреновых капюшонах они были похожи на тюленей, которые решили порезвиться в волнах. Неяркий дневной свет поблескивал на стеклах их масок. Кто-то из сидевших в катере громко прокричал слова команды, и Мэл слегка сдвинула капюшон куртки назад, чтобы не мешал смотреть. Водолазы не спеша поднимали тело на поверхность. Оно лежало лицом вниз, и Мэл были видны только светлые волосы, которые покачивались в воде вокруг головы, разметавшись тонким веером. На утопленнице был лиловый жакет.

Водолазы начали буксировать тело к берегу. Когда они приблизились, Мэл и Бенуа спустились к воде по мокрым бетонным блокам подпорной стены. Высоко в небе затарахтел невидимый за облаками вертолет. На пешеходной дорожке моста снова собралась толпа, и Мэл подумала, что уже к вечеру представление, которое задумала и поставила Кит Дарлинг, будет на всех телеэкранах, в Интернете и в других СМИ. Журналисты скоро пронюхают, что Джона Риттенберга задержали за изнасилование, совершенное восемнадцать лет назад. Забеспокоятся и остальные участники этого преступления – забеспокоятся и бросятся выяснять, что может грозить им. Дейзи Риттенберг будет ожидать рождения ребенка, гадая, чем все закончится для ее сына, для ее брака, для нее самой. А Аннабель и Лабден Уэнтворт, посмотрев новости, станут названивать своим дорогущим адвокатам в надежде, что те сумеют спасти репутацию их семьи.

Водолазы добрались уже до мелководья. Руки утопленницы, разойдясь далеко в стороны, мягко колыхались в волнах. На запястье одной руки Мэл разглядела браслет, на другой – часы. Утонувшая женщина была в джинсах и ботинках.

Сотрудники коронерской службы уже спускались к воде с носилками и черным пластиковым мешком.

Водолазы медленно перевернули утопленницу, и Мэл едва сдержала рвотный позыв, когда рой морских вшей бросился врассыпную, обнажив изуродованное лицо. Носа не было, вместо глаз зияли пустые глазницы, губы были объедены. Сквозь дыры, прогрызенные в щеках, виднелись зубы, и казалось, что мертвая женщина ухмыляется зловещей ухмылкой.

– Черт, – негромко выругался Бенуа. – Я, конечно, знаю, что морские вши, крабы и всякие там морские звезды могут за несколько дней оставить от тела одни кости, но это… это как-то… – Он не договорил и несколько раз кашлянул, словно прочищая горло.

Но Мэл уже взяла себя в руки.

– Ботинки, – прошептала она. – И волосы… они не светлые, они седые. – Мэл вскинула взгляд на напарника. – Это не она. Это не Кит Дарлинг.

Дневник

Кэт потянулась к бокалу, из которого кокетливо торчал коктейльный зонтик, и не спеша отпила глоток. Рот наполнили вкусы кокоса и личи. Теплый воздух, словно изысканный бархат, приятно ласкал ее обнаженные руки. Ветер нес запахи океана. Одетая в бикини, саронг, сандалии и широкополую соломенную шляпу, Кэт сидела на веранде крытого пальмовыми листьями прибрежного бара на Бали. Название у бара было символическое – «Карма-бич бар».

Кэт всегда мечтала побывать на Бали. Она прилетела сюда из Лаоса только сегодня утром – рейсом через Джакарту – и предвкушала долгий приятный отдых. И начинать его тоже нужно с приятного, подумала она, раскрывая тетрадь в бирюзовой обложке. Новый дневник. Чистая страница. В аэропорту Джакарты она даже ухитрилась купить несколько гелевых ручек с фиолетовыми чернилами. Кэт делает еще один глоток, отставляет бокал в сторону и начинает писать.

Почти всегда, начиная вести дневник или отправляясь в путешествие, ты имеешь в виду некую цель. Стремишься к ней. Составляешь план и прокладываешь маршрут, но путь никогда не бывает прямым и гладким. Тебе мешают бури и ураганы, лавины и каменные оползни, несчастные случаи и цунами, и даже обычный ремонт шоссе может стать серьезным препятствием, из-за которого приходится двигаться долгим кружным путем. А еще по дороге тебе может встретиться такой же путешественник, как ты, который просит его подвезти, подбросить до того или иного пункта назначения. Ты соглашаешься, и… и твое путешествие, твой план, твоя цель меняются.

Был ли мой старый дневник частью моего плана подставить Джона Риттенберга? Сделать так, чтобы он оказался подозреваемым в убийстве? Разоблачить его и его жену, которые когда-то обошлись со мной так жестоко, так несправедливо? В каком-то смысле, наверное, да. Во всяком случае, записывать свои мысли я решила в тот день, когда поняла, что нахожусь в его доме. Я знала, что должна что-то сделать. Я просто не смогла бы жить с осознанием того, что Джон вернулся и я нахожусь в его жилище, куда нет доступа никому. Да и от факта, что у него будет ребенок, тогда как я никогда не смогу стать матерью, тоже никуда не деться.

Я хотела, чтобы дневник с моей исповедью попал в руки полиции. Именно поэтому я оставила его в своей машине в запечатанном пластиковом пакете. Я хотела, чтобы следователи прочли мои слова даже после того, как моя машина окажется в воде. Можно ли считать мои записи «введением следствия в заблуждение»? Не знаю. Наверное, все-таки нет. Правда, я начала писать свой дневник именно с этой целью, но со временем он стал чем-то другим. Дневник был для меня разновидностью терапии. Способом исцелиться. Моя воображаемая психоаналитичка была совершенно права, когда говорила: «Просто записывай свои мысли, Кит. Выговорись. Выплесни это. Постоянно спрашивай себя – почему? почему? почему? – и в конце концов что-то произойдет». И это произошло. Я провалилась в кроличью нору и где-то в глубинах собственного подсознания обнаружила другую Кэт. Она говорила со мной из кривых зеркал в юнгианских лабиринтах моей души. Кэт хотела, чтобы ее увидели. Она хотела соединиться с Кит, которой я стала после пережитого насилия, а я… я вдруг прозрела и увидела себя совершенно иначе. И себя, и весь мир. Я увидела, от чего бежала, и оказалось, что это — я. Я бежала от себя самой. Я поняла, как мои навязчивые идеи и странности помогали мне уклоняться от всего, что могло причинить мне страдание. Мое подсознание начало разговаривать со