Нередки в армии вспышки инфекционных заболеваний, ибо отсутствовал и самые элементарные санитарно-гигиенические условия. В землянках и окопах ютились в ужасных условиях. Санитарной обработки и дезинфекции не было, мылись в банях редко. «За три месяца были два раза в бане, вшей берешь горстью и бросаешь в снег. Умываться приходится раз в месяц…» «Эх, куманек, если бы вы взглянули, какое у нас скотоводство в рубашках да штанах, счету нет». Отсюда и многочисленные болезни (цинга, кишечные инфекции, холера, дизентерия).

В таких условиях немудрено, что пропаганда против войны имела огромный успех. Эти настроения были широко распространены всюду. Солдаты пытались как-то снимать стрессы, используя спирт и алкоголь. В письмах с фронта встречаются описание таких сцен. «Из русских полков ходили к немцам в гости, они их напоили пьяных, и они принесли их к нашим проволочным заграждениям и сказали: “Урусь, бери своих товарищей, они пьяны”». Немцы в этих диких античеловеческих условиях вели себя как и все остальные. «Австрийцы все пьяные, встали на окопы и кричат: “Ура!” Паны, паны, идите к нам”. А наши звали их. Вообще было весельство. Вышли наши и ихни на средину между окопов наших и ихних, австрийцы целуют наших и говорят: “Зачем мы воюем?”»

Общим мотивом писем становятся такие мысли: «Сколько крови пролито? Какие результаты достигнуты? Кто больше страдает в эту войну? При решении этих вопросов руки опускаются, и унынье заполняет душу». С 1916 г. главное требование всех солдат — мир!!!

Буржуазное правительство России рассчитывало, что ему с помощью псевдореволюционных фраз удастся обмануть восставший народ, представив дело так, что «будто социально-политический характер войны со стороны России изменился от замены царской монархии гучково-милюковской почти республикой». Народ на какое-то время, похоже, поверил этим посулам, но когда стало ясно, что Временное правительство дало буржуазии «жирный кусок, настоящую власть», а Советам «посулы… лесть, фразы, уверения, расшаркивания Керенских», тогда как на деле мечтает лишь об удушении Советов рабочих и крестьянских депутатов, он восстал против этой власти. Буржуазная власть была «за войну». Как скажет Ф.Степун, «Милюков не расслышал отнюдь не только шкурнической, но по существу праведной тоски русского народа по замирению».

В свою очередь генерал Корнилов, возомнив себя «десницей Провидения», был уверен в успехе задуманного переворота. 24 августа 1917 г. он приказал войскам идти на Петроград. А. Блок записал в дневник: «Корнилов есть символ; на знамени его написано: “Продовольствие, частная собственность, конституция не без надежды на монархию, ежовые рукавицы”». Было ясно: у Корнилова имеется в России немало сторонников среди консервативно-реакционной и монархической части общества. Временное правительство очутилось, по сути, между молотом и наковальней (между молотом революционного народа и наковальней контрреволюции и монархизма). С 28 августа, когда рабочие, солдаты и матросы узнали о мятеже Корнилова, всего за несколько дней в Красную гвардию записались 40 тыс. человек! И это была огромная сила. Солдаты принимали на митингах большевистские резолюции, они готовы были защищать город и революцию от корниловцев.

Чтобы спастись от Корнилова и переломить ситуацию, Керенскому нужны были большевики. Вся книга Керенского «Прелюдия к большевизму» — это попытка оправдания собственной трусости и беспомощности. Он все время оправдывается: «Я не был среди тех, кто приветствовал возможность передачи Советов под влияние большевиков», яростно осуждает «контрреволюционные акты убийц и скотов» с Балтики, призывает «немедленно прекратить все зверские акты насилия». И далее сообщает: «Авантюра Корнилова была прологом к большевистскому государственному перевороту. Если бы не 9 сентября, не было бы и 7 ноября. Однако сам Корнилов по-своему глубоко любил Россию, и не легкомыслие, но недостаток знания и политического опыта толкнули его на губительную тропу, куда увлекли его определенные безответственные группы финансовых дельцов и политических авантюристов».

Керенский предал генерала Корнилова, сделав неизбежным 7 ноября 1917 г. Взвешивая на весах шансы сторон, понимаем, что у Временного правительства не было возможности устоять, когда две главные мощные силы (пролетарии и крестьянство, с одной стороны, помещики, казачество и офицеры — с другой) готовились вступить в смертельный и решительный бой.

Керенский хотел сильной власти (в своем лице), но не имел сил справиться с валом солдатской ненависти, боялся солдат и матросов. Те отказались служить фигляру, объясняя это так: «большаки» за мир, а сей болтун опять о войне «завел шарманку». И угрожали его вздернуть. Показательны слова, обращенные к нему: «Мы заставим вас бросить ваш трон…» Говорили, что Керенскому впору «быть не правителем России, а… свинопасом». Некоторые были откровеннее: «Когда Керенскому отрежут поганый язык?»

Керенский, как отмечено, боялся и генералов. Генерал В. И. Гурко в бешенстве посоветовал ему взять на себя командование дивизией, ибо после его «Декларации прав солдата» поддерживать какую-либо сносную дисциплину в армии стало просто невозможно. «Герой» не мог управиться даже с лошадью. Когда Керенский однажды решил было в ранге военного министра предстать в бравом виде перед казаками, вышел конфуз: тем пришлось держать коня спереди и сзади, чтобы сей «вояка» не свалился. Великий князь Андрей Владимирович писал: «Что ни день, Керенскому по морде дают, и он глотает эти оплеухи…»

Керенский доломал остатки системы управления армиями. Были уволены или смещены с постов до 60% высших офицеров. После Февральской революции (по 10 августа 1917 г.) были сняты с должности 140 генералов, включая 2 верховных главнокомандующих, 5 главнокомандующих армиями фронтов, 7 командующих армиями,6 главнокомандующих, командующих и главных начальников военных округов, 26 командиров корпусов, 56 начальников пехотных и 13 начальников кавалерийских и казачьих дивизий, инспекторы артиллерии и т.д. и т.п.

***

Премьер Керенский отдал приказ арестовать генерала В. И. Гурко, который был противником предателя и временщика. Генерала помещают в Петропавловскую крепость.