– Здесь. В девятом округе. Двенадцать округов Парижа расположены очень искусно, словно концентрические круги раковины улитки, с наименьшими номерами в центре города, которые возрастают по порядку, раскручиваясь наружу, к окраинам. Англичане никогда не прибегли бы к такой схеме. Но сейчас нас интересует прямая геометрия логики, а не окольные пути искусства. И именно она делает убийства и события вокруг них настолько интересными. Двойное убийство в доме свиданий не имело никакой связи с катакомбами и не пополнило выставку тел в парижском морге.

– Вы считаете, что выставка тел – это такая же часть преступления, как и убийства?

– Я считаю, что за ними стоит ритуал, и у этого ритуала, каким бы жестоким он ни был, есть причина. Возможно, первые тела планировалось продемонстрировать где-то еще, но вы нашли их слишком быстро.

Я вновь содрогнулась:

– Вы имеете в виду, что убийца все еще прятался в доме, когда я открыла ту дверь?

Ирен молча кивнула.

– Тогда это, возможно, был не Джеймс Келли! Но ведь он сумасшедший, и как раз такой, кого Крафт-Эбинг счел бы возможным кандидатом.

– На роль Потрошителя, – кивнула моя собеседница. – Однако парижский убийца может и не быть Потрошителем.

Я потерла ноющие виски:

– В таком случае Шерлок Холмс взял под стражу Джека-потрошителя за преступления, совершенные кем-то совсем другим?

– Возможно. Из книги мы знаем, что подобные убийцы – обычное дело или, по крайней мере, не столь редко встречающееся. И в этом случае работа подлой прессы скорее помогала утаивать преступления, нежели разоблачать. С одной стороны, о любом достаточно отвратительном публичном злодеянии трубят всему миру. С другой стороны, если в дело вовлечен кто-то из знати или же если преступление достаточно запутанное, его стараются убрать из поля зрения общественности, как убирают и тела несчастных жертв. Мы получаем весьма выборочный взгляд на происходящее: общество знает лишь то, что власти сочтут нужным сообщить. – Она откинулась в кресле. – Я уверена, что игра еще не окончена. Мы должны вернуться на место преступления.

– Когда?

– Сейчас.

– Почему вы разрешаете мне идти с вами?

– Потому что могу использовать вас в дальнейшем.

– И это всё? – Я ощутила новую волну дрожи, но не от ночного холода, а от непреклонной решимости этой женщины. Такую твердость духа я видела только в одном человеке: Шерлоке Холмсе. Сравнение удивило меня саму: она артистка, он ученый, и все же у них была одинаковая воля и невероятно ясное в́идение цели.

– А разве шанса спасти еще одну душу от ужасной смерти недостаточно? – спросила она меня.

– Да, – согласилась я, хотя мне хотелось, чтобы меня воспринимали ровней в этой охоте. Конечно, Ирен Адлер Нортон, как и Шерлоку Холмсу или Буффало Биллу, не приходила в голову идея, что я тоже охотник и достойна их компании.

– Я тоже пойду, – послышался у нас за спиной голос.

Пенелопа Хаксли, уже одетая в простую темную одежду, стояла в раскрытой двери своей комнаты. Я поняла, что она давно проснулась и слушала нас.

Ирен поднялась:

– Превосходно, Нелл! Прихвати свой шатлен. Я возьму пистолет и быстро оденусь.

– А что взять мне? – спросила я.

– Свою сообразительность, – улыбнулась Ирен. – И я одолжу вам трость со свинцовым набалдашником.

Я так злилась, что меня оставили спать, пока моя подруга рисовала карту, а Элизабет втиралась в нашу компанию, что даже не стала возражать, когда Ирен решила, что все мы должны облачиться в мужскую одежду.

– Если только там есть карман для шатлена, – сказала я сухо.

– Бросьте, Нелл, – произнесла Элизабет, – у мужчин гораздо больше карманов, чем у женщин. Вы могли бы носить хоть три цепочки.

– Одной вполне достаточно.

Процесс одевания – а в моем случае переодевания – оказался, мягко выражаясь, интересным.

На панталоны и чулки мы натянули грубые неудобные брюки, сшитые Ирен, и она разрешила нам надеть наши прогулочные ботинки, которые, по ее словам, не особо отличались от мужских.

Я оставила корсет, хотя Элизабет и Ирен надели только нижние рубашки. Ну что тут скажешь? Кроме того, подруга решила, что накрахмаленные белые мужские воротнички будут слишком шумными и заметными в ходе нашей операции, поэтому она дала нам темные моряцкие фуфайки, которые нужно было натягивать через голову. Тельняшки Элизабет и Ирен были из гардероба для фехтования. В своей, как мне показалось, я узнала фуфайку, которую давным-давно надевал Годфри, изображая моряка во время приключений в Монако.

Нам не хватало пиджака, так как у Ирен нашелся только один мужской костюм, а пошитая ею короткая куртка в стиле формы Итонского колледжа подходила Элизабет, но не мне. В итоге мне разрешили надеть собственный шерстяной жакет от прогулочного костюма, похожий на мужской. Шарфы, кепки и шляпы дополнили ансамбль – и… я никогда раньше не видела более жалкого трио в высоком трюмо.

– На улице темно, – успокоила меня Ирен, надевая перчатки из черной кожи и натягивая кепку до бровей.

По крайней мере, волосы у нас были скромно собраны и целиком спрятаны под головные уборы, в отличие от безумных причесок нашего предыдущего перевоплощения в падших женщин. Ирен натянула котелок на уши Элизабет и примяла у меня на голове твидовую двухкозырку – ее еще называют шляпой охотников за оленями, – а потом подтянула мне повыше шарф, так что из шерстяного прикрытия остались торчать только кончик носа и глаза.

– Помните, – наставляла она, – главное широкий шаг. Делайте шаги подлиннее. И не сбивайтесь в кучу, как гусыни, а ступайте важно, как гусаки. Ночью бояться нечего.

Меня по ночам многое пугало, но еще сильнее я опасалась, что мое место компаньона Ирен в раскрытии преступлений будет узурпировано Элизабет. Как удалось этой наглой юной американке, будь она хоть трижды Пинкертон, так глубоко пробраться в наш альянс? Вот бы Годфри был здесь, чтобы дополнить привычное трио вместо этой аморальной выскочки! Он добавил бы нашей компании силу и благоразумие, которые может дать только мужчина. И в тот же миг – ах, в тот же миг я подумала о Квентине. Несомненно, мужчина, который нес государственную службу в самом диком и коварном форпосте Британской империи, где даже солнце боится садиться, мог бы, вне всяких сомнений, оказать необходимую нам помощь, не то что эта зеленая девчонка с сомнительной историей и очевидной моральной слабиной.

Тем не менее у Ирен нашлись какие-то причины взять ее в нашу экспедицию. «Потому что я могу использовать вас», – сказала она, и голос ее был холоден, словно она подозревала, что Элизабет при первой же возможности сама ее использует.