Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Христианская демократия столкнулась с серьезными доктринальными вызовами. В программах ДЦ и ЦДП были линии преемственности, дорогие сердцу французской христианской демократии – требования социальной справедливости и продолжения европейской интеграции. Христианская демократия по-прежнему была привержена умеренному дирижизму, государственному планированию экономики, социальному регулированию и перераспределению доходов, то есть тем пунктам, которые стали ключевыми в тот период для большинства политических течений. В то же время христианская демократия познала первую эволюцию: начало активного присоединения к либерализму, которое станет свершившимся фактом к концу 1970-х годов. Речь идет об умеренном, социальном либерализме, выразителем которого были, например, «независимые республиканцы» В. Жискар д’Эстена. В этом контексте становится понятен скрытый разворот Ж. Леканюэ вначале 1970-х годов к «независимым республиканцам», представленный как средство выхода из политического тупика. В целом, можно отметить формирование культуры консенсуса на основе либеральной демократии, республиканских принципов, институтах, экономической системе, децентрализации, европейской интеграции, внешней политики. Гибкость христианско-демократической культуры позволила принять такой консенсус, адаптировать свои программные требования. Результатом стала интеграция части христианско-демократических идей в национальную политическую культуру (роль и место человека в обществе, гражданское и политическое воспитание, свобода выбора образования ит.п.).
В этот период христианской демократии удается освободиться от «колониального наследия» партии МРП, заменив его тьермондизмом. Она по-прежнему светская и свободная от давления церковных кругов.
Наконец, ДЦ более четко, нежели МРП, располагался в правом центре, но менее явно был ассоциирован с христианской демократией (почти нет прямого соотношения в выступлениях его лидеров, которые больше предпочитали говорить о центризме). Можно говорить о слиянии христианской демократии и центристской политической культуры, основанном на примирении социо-профессиональных интересов, консенсусе по поводу политического режима, отказу от крайностей, морально-этических установках, децентрализации, преемственности в политике. Но в исследуемый период возникли два центризма: оппозиционный (автономный) и правительственный. Христианская демократия присутствовала в каждом центре. В целом, оставаясь в политической стратегии в линии преемственности МРП последних лет существования, то есть в оппозиции, ДЦ оказался в тупике, зажатым между голлизмом (даже после уходе Ш. де Голля) и Союзом левых сил. Учитывая его электоральный вес и влияние, противостоять этим двум силам в полной мере он не мог. Попытки Ж. Леканюэ расширить свою партию в сторону левого центра за счет создания «Движения реформаторов» и союза с радикалами оказались, по сути, неудачными. Прагматичный тактический альянс, но с различными политическими культурами, оказался нежизнеспособным. Поэтому разворот Леканюэ к союзу с жискардистами и сближению с ЦДП символизировал в начале 1970-х годов крах оппозиционного центризма. Жискардистская стратегия оказалась более успешной, и Леканюэ ничего не оставалось делать, как принять сотрудничество с «независимыми республиканцами» и начать интеграцию христианской демократии и либерализма, чтобы вернуться во власть. Можно сказать, что христианская демократия не была одним центром, а скорее одним из центров. ДЦ не был системной партией, а ЦДП сумел такой стать на короткий срок. В условиях биполярной логики политическая автономия центра оказалась недостижимым идеалом. На смену лозунгу «сохранить корабль и сменить курс» пришел лозунг «изменить политику, не меняя республики». Все это подталкивало к новым структурным изменениям христианской демократии.
Период 1970-х годов стал ключевым в эволюции французской христианской демократии, завершением процессов, начавшихся в предшествующее десятилетие. Заканчивается период «славного тридцатилетия», и Франция погружается в затяжную пучину кризиса, ознаменованного непрекращающимся ростом безработицы и инфляции. Нефтяные шоки и реструктуризация западной экономики привели к началу длительного процесса адаптации к новым социально-экономическим условиям. Христианской демократии, как и другим политическим культурам, необходимо было дать свой ответ на вызовы времени. Наследие основателей и партии МРП все дальше уходило в прошлое, уступая первенство новым данностям. Разрыв с первыми послевоенными десятилетиями становился свершившимся фактом.
Во-первых, приходят к логическому концу партийные трансформации христианской демократии. С 1974 г. оппозиционный («Демократический центр») и правительственный (ЦДП) центризм воссоединяются в рамках правительственного большинства, а с 1976 г. в рамках единой партии – Центра социальных демократов (ЦСД). С этим этапом воссоединений центров совпадает окончательное угасание левохристианских течений, поглощенных социализмом. Таким образом, на долгий период политическое структурирование было завершено. У христианской демократии теперь только один наследник – это ЦСД, что было важным с точки зрения сохранения идентичности, поскольку вступление в СФД такую проблему остро поставило.
Во-вторых, требование сохранения идентичности прослеживается в доктринальных поисках. Необходимо отметить, что у ЦСД христианско-демократическая идентичность выражена более явно, нежели у «Демократического центра» или ЦДП. Но такая идентификация соседствует с другим важнейшим процессом – конвергенцией христианской демократии и либерализма. Разумеется, можно говорить о различии идей республиканцев и социальных демократов (как это делает английский исследователь Дж. Фрирс), но нужно также отметить явное сближение жискаровского «передового либерализма» с христианско-демократическими требованиями (что позволило французскому политологу Т. Геноле говорить о подобии жискаровского проекта «французской демократии» и христианско-демократического «другого решения», а Ф. Вайру о преемственности между МРП и СФД), объединенными теперь в «парадигме политической мысли центра». Наконец, можно также отметить, что христианская демократия больше «пострадала» от этого слияния, нежели республиканцы (сохранившие, по сути, «чистоту» своей программы). Ее доктринальное воздействие оказалось ограниченным социальной сферой (хотя жискаровский либерализм тоже социален), требованием возврата к пропорциональной системе выборов, децентрализации и развитии местных свобод (для полной реализации плюралистичной демократии). Единственное сопротивление, которое христианская демократия оказала наступающему либерализму, касалось сдержанной реакции на жискаровские реформы в области нравов.
В-третьих, конвергенция между христианской демократией и либерализмом была закреплена социологически. Многочисленные опросы (которые в 1970-е годы начинают переживать свой бум, равно как и социологические исследования, посвященные политическим партиям) демонстрируют – за небольшими нюансами – сходство электората республиканцев и социальных демократов. Нет больше явно выраженных различий. Голосование за ту или иную партию больше определяется либо личностными моментами, либо политической (семейной или какой-либо другой) традицией. Как и республиканцы, ЦСД – это партия кадров и нотаблей, но не исключающая при случае расширить свою электоральную базу за счет центристских группировок. В этом плане закономерным выглядит вновь подтвержденный отказ от формулы «движения» в пользу концепции «центра». Слабостью ЦСД по-прежнему было отсутствие национального лидера, способного конкурировать на национальной сцене во время президентских и парламентских выборов. В этом вопросе жискардизация христианской демократии оказалась полной в период с 1974 по 1981 г.
В-четвертых, благодаря союзу с республиканцами, христианская демократия укореняется в правом центре. Вступление в СФД закрепило эту позицию, формируя окончательный раскол Франции на четыре блока (ОПР, СФД, ФСП и ФКП). Несмотря на ослабление голлизма, ЦСД оказывается блокированным в рамках СФД и поддержки Жискара, наряду с правыми радикалами, некогда его союзниками по «Движению реформаторов». В свете