Сознание вернулось к нему к середине дня. Выдержать! Во что бы то ни стало. Прежде всего не покидать плот. Еще один самолет покружил над ним и улетел. «И тут меня охватило отчаяние. Этот поступил, как и остальные, – бросил меня! Я повторял себе, что летчики могли принять меня за японца, поскольку я весь почернел». Он действительно был черным от мазута. Потом прилетели другие самолеты и сбросили вокруг плота дымовые бомбы. Дым держался долго, пока на горизонте не появилась корабельная мачта.

Надо побывать в шкуре потерпевшего кораблекрушение, чтобы понять, что означают эти привычные, затертые слова: мачта на горизонте, дым, корабль, который идет прямо на вас. Неведомый прилив жизненных сил распирает грудь, едва не лишая дыхания. Это ощущение невозможно передать. Хейнс просто сказал, и правильно сделал, что за ним подошла лодка, что его подняли на борт корабля и отнесли в медпункт.

«Море готовит немало сюрпризов для того, кто находится на уровне воды и движется медленно, не производя никакого шума», – писал норвежский мореплаватель Тур Хейердал. Он имел в виду, что подобное плавание позволяет наблюдать за многочисленными рыбами. Мы только что видели, что моряки «Джуно» также были на поверхности воды, но из рыб они встретили лишь акул. В их положении их ничего не интересовало. Опыт Тура Хейердала и его спутников был успешным, потому что люди оказались на плоту по своей воле и путешествовали в приемлемых условиях.

Напомним, Тур Хейердал отправился на «Кон-Тики» через Тихий океан, чтобы доказать: остров Пасхи и Полинезия заселялись с Американского континента. В древние времена туземцы Перу садились на плоты, которые уносились в море сначала течением Гумбольдта, потом ветрами, и, похоже, таким образом они оказывались на архипелагах, расположенных посреди Тихого океана. Доказательство возможности такого путешествия состояло в точном повторении подвига пионеров.

Прежде всего требовалось построить плот, подобный плоту древних перуанцев. Благодаря описаниям, оставленным первыми испанскими завоевателями, которым удалось их увидеть, было известно, что плоты сооружались из бальзы. Бальза – тропическое быстрорастущее дерево, и оно легче пробки. С большими трудностями Хейердалу удалось срубить эти деревья в экваториальных джунглях, их доставили на берег, определенным образом распилили и собрали. Плоты изготавливались без единого куска металлической проволоки, поскольку древние перуанцы располагали только веревками. Подобное гибкое крепление оказалось не только верным, но и спасительным. Плот назвали «Кон-Тики» – по имени бога-вождя, как считал Хейердал, общего для цивилизаций инков и Полинезии. Экипаж плота состоял из шести человек.

– Я не хотел брать профессиональных моряков, – заявил норвежец, – поскольку о плотах они знали не больше нашего, а кроме того, не хотел в будущем выслушивать упреки по поводу путешествия. Ведь в случае нашего успеха многие начали бы говорить: вы, мол, просто лучшие мореходы, чем древние перуанцы.

Норвежец все же взял с собой штурмана и радиста. На «Кон-Тики» установили открытую бамбуковую хижину, поставили две мачты, между которыми поднимали квадратный парус. Имелось также рулевое весло. Провизии и воды погрузили столько, сколько должно было хватить на год плавания.

«Кон-Тики» отплыл из Кальяо 18 апреля 1947 года. Перуанский буксир отвел его на расстояние 50 миль к северо-западу, то есть к течению Гумбольдта, которое поворачивает на запад чуть ниже экватора.

Морской министр Перу, посетивший плот накануне отплытия, «ужаснулся» тому, что увидел. Он вызвал Хейердала к себе в кабинет и дал подписать отказ от любой ответственности перуанских властей. Последующие события показали, что этот страх был совершенно необоснован.

Как только «Кон-Тики» был предоставлен самому себе, усилился юго-восточный ветер. Плот вел себя на удивление хорошо. «Главная задача рулевого состояла в том, чтобы держать парус надутым, поворачивая корму к волнам и ветру». Настил находился в 30 сантиметрах выше поверхности воды. Ни ограждения, ни других средств защиты не существовало, а потому, когда накатывала волна, рулевой был вынужден подпрыгивать и хвататься за бамбуковый шест, чтобы его не смыло. Часто приходилось ставить на руль двух человек, а чтобы их не унесло, их привязывали.

Через несколько дней погода улучшилась, а иногда была просто прекрасной, но никто не ожидал, что можно пересечь Тихий океан без осложнений. «Кон-Тики» столкнулся с ними в конце июля, через три месяца после отплытия. Началось все с внезапного полного штиля. Не надо было смотреть на барометр, чтобы понять: атмосферное давление резко падало. И в этом спокойном воздухе мореплаватели задыхались, как выброшенная из воды рыба. Затем классическая картина: волны, набегающие со всех сторон, сильный ветер с юга, который постоянно крепчал, поднимая в море громадные валы, увенчанные пенной шапкой. Пять дней и пять ночей ни один человек на плоту не смог сомкнуть глаз ни на минуту.

Когда буря наконец утихла, были подведены печальные итоги: разодранный парус, сломанное рулевое весло, несколько дыр в плоту. Ремонт провели быстро. Веревки, которые удерживали бальзовые бревна, растянулись, но выдержали напор стихии. Их необходимо было просто подтянуть.

– Видите, – сказал Хейердал, – если бы мы использовали металлическую проволоку, то бревна разбило бы или перерезало. Мы правильно сделали, применив технику древних перуанцев.

Здесь он был прав. «Кон-Тики», однако, отличался от древних плотов, потому что штурман мог устанавливать координаты с помощью секстанта и хронометра, а радио позволяло поддерживать связь с сушей, судами или самолетами. Но не стоит представлять переход «Кон-Тики» увеселительной прогулкой. Когда погода портилась, физические усилия членов команды были неимоверными. Но моральная составляющая всегда держалась на высоте. Люди не чувствовали себя покинутыми, не испытывали тоскливого ощущения, как это бывает с потерпевшими кораблекрушение или мореплавателями-одиночками.

«Кон-Тики» был прекрасным наблюдательным пунктом, даже когда путешественники не занимались наблюдениями специально. «Не раз ночью мы вздрагивали, когда из глубин моря внезапно поднимались круглые горящие глаза, в упор разглядывали нас, словно пытаясь загипнотизировать». Чаще всего этими нежданными гостями были гигантские кальмары. Вопрос о размерах этих животных остается открытым, поскольку самые крупные представители живут на глубине нескольких сотен метров (именно там на них нападают кашалоты) или еще глубже, а на поверхность поднимаются только при полном штиле. Хейердал и его спутники замечали таких кальмаров, чье тело «по размерам было сравнимо со средней комнатой». Но если плот приближался к ним, они тут же уходили под воду.

Путешественники замечали и иных громадных животных, «сверкающих призраков», по всей вероятности гигантских скатов, светящихся в ночной мгле. Они медленно кружили вокруг плота. Свет лампы привлекал многочисленных рыб, некоторые следовали за плотом днем и ночью или выбирали местом обитания дно плота, где уже вырос лес водорослей.

Часть рыб днем и ночью выбрасывалась на бальзовые бревна. Как-то ночью один из путешественников проснулся от соприкосновения с чем-то холодным и скользким. При свете лампы он отодрал от шеи длинную узкую рыбу сине-фиолетового цвета со стальным отливом, которая извивалась, как угорь. Ихтиологи называют эту рыбу змеистой макрелью (Gemphylus). Она обитает на больших глубинах, и ее еще не удавалось видеть живой до этого появления на «Кон-Тики». Рыба вдруг срыгнула двух белых лупоглазых рыбок примерно по 20 сантиметров. Они были немного повреждены, но и их идентифицировали как редких глубоководных животных. «Кон-Тики» превращался в плавучий океанографический музей.