– Шмидт? Тридцать девятый, если не ошибаюсь?

– Так точно.

– Немедленно подготовьте его к переброске под Лугу. Русские оказывают там очень сильное давление на наши войска. Фактически можно говорить о попытке контрнаступления. Фронт на северном фасе вашей группы армий удержит пехота, а вот если противник остановит продвижение Лееба, то в этом случае директива фюрера должна будет выполняться без малейших возражений.

С того момента, когда Гальдер и Гудериан покинули штаб, прошло едва ли больше получаса, и совещание только входило в рабочую колею. Командир 3-й танковой группы отбыл к связистам, чтобы отдать распоряжение о передислокации одного из своих корпусов, а остальные, дождавшись прихода работников штаба и начальников служб, занялись обсуждением текущих вопросов.

– Если говорить о подкреплениях, господа, – Штраус обвел присутствующих взглядом, – то хотелось бы более тесного взаимодействия между родами войск. В связи со срочным отбытием генерала Гудериана я, пожалуй, выступлю его адвокатом.

– А он в этом нуждается? – удивился фон Клюге.

– В данной ситуации – да! Правда, скорее всего, эти претензии следует обращать к нашим летчикам, – и командир 2-й армии повернулся к сидевшим за дальним концом стола офицерам люфтваффе. – Несколько дней назад, например, из следовавших для пополнения 2-й танковой группы двенадцати танков в результате налета русской авиации один уничтожен, два подлежат заводскому ремонту и еще два можно отремонтировать на месте. И это если не считать более ста убитых и примерно такого же количества раненых! Согласно рапортам, ни истребители, ни зенитные средства не оказали никакого противодействия этому налету. Что вы на это скажете, господа?

Начальник штаба 2-го воздушного флота оберст Зейдман буквально вскочил со своего места:

– Этот удар русских был совершенно непредсказуем! До их ближайшего аэродрома больше трехсот километров! Я лично вообще не понимаю, почему они провели бомбардировку в этом месте? Крупных складов или транспортных узлов в этом районе нет, соответственно, и истребительного патрулирования там не велось.

– Ну, чтобы получить ответ на ваш вопрос, оберст, достаточно внимательно взглянуть на карту, – парировал начальник штаба группы армий фон Грайфенберг. – Это единственная магистраль, ведущая на наш правый фланг. И бомбардировка в окрестностях Могилева должна была послужить вам предупреждением, не так ли? Хочу также отметить, что ни одной стационарной позиции зенитной артиллерии от Кировска до станции Солтановка нет. А это, хочу напомнить, более пятидесяти километров!

– Первая и вторая группы 51-й истребительной эскадры в настоящий момент только закончили перебазирование на аэродром в Шаталовке, к тому же в ее зону ответственности входит только район Смоленска! – На язвительный тон фон Грайфенберга авиационный начальник ответил, не скрывая своего раздражения. – И прошу вас учесть, что мои ребята ежедневно подвергались бомбардировкам и обстрелам! Потери материальной части также неоправданно высоки…

– От себя могу добавить, – поднялся со своего места командир 2-го авиакорпуса генерал-лейтенант Лерцер, во время Великой войны лично сбивший сорок четыре самолета противника, – что солдаты сухопутных частей регулярно нарушают приказ о передаче всего захваченного русского авиабензина люфтваффе. И это при том, что после того, как неделю назад красные разрушили мост в Черноводах[35], поставки топлива под вопросом!

– Извините, что перебиваю вас, – молча сидевший до этого момента сухопарый оберст-лейтенант поднял руку. – Мне кажется, я могу объяснить причину этого налета.

– Мы с удовольствием выслушаем вас, оберст-лейтенант Торбук, – начальник штаба группы армий слыл человеком неконфликтным и потому воспользовался возможностью прекратить перепалку с летчиками. – Господа, оберст-лейтенант руководит контрразведывательной группой «Ева».[36]

– Господа, сегодня ночью от криптографов поступили данные радиоперехвата. 16 августа в 15 часов 32 минуты из района, впоследствии подвергшегося бомбардировке, была передана радиограмма с просьбой как можно скорее нанести авиационный удар по квадратам 95–45 и 93–43. При анализе текста мы выяснили, что разведывательная группа противника напрямую подчиняется Москве, а не штабу Тимошенко или нижестоящих соединений. Передача велась открытым текстом. Вероятно, разведгруппа заметила перемещение танковой колонны, уже упоминавшейся господином генералом, – докладчик бросил взгляд на Штрауса. – Буквально за день до этого в том же районе пропала пеленгационная команда…

– А почему мы узнаем об этом только спустя пять дней? – возмущенно спросил Зейдман. – Если бы штаб люфтваффе получил эту информацию немедленно, то самолеты противника были бы перехвачены.

– Господин оберст, – спокойно ответил контрразведчик, – радиограмма была очень короткой, и на нее просто не обратили внимания. Не думаете же вы, что на всех станциях функабвера сидят люди, в совершенстве владеющие русским? Безусловно, это было бы великолепно, не скрою, но будем реалистами, господа. Один из постов контроля эфира записал ее, и она поступила на дешифровку и перевод обычным порядком.

– А как же режим усиленного патрулирования? – не унимался летчик. – На каждом посту мою машину останавливали!

– Вы ведь из Минска ехали, господин оберст? А он как раз и находится в зоне с чрезвычайным режимом. А Бобруйск, из окрестностей которого русские выходили в эфир, и уж тем более Могилев этой «милости» лишены.

– То есть вы, оберст-лейтенант, полагаете, что столь неприятный для нас налет – дело рук русской разведгруппы? – Фон Клюге задумчиво покрутил между пальцами карандаш.

– Так точно, господин фельдмаршал!

– Как вы считаете, господа, не следует ли целиком переложить охрану тыловых районов на плечи полиции вместе со Службой Безопасности и использовать высвободившийся личный состав для борьбы с диверсантами непосредственно в прифронтовой полосе? Заодно это поможет решить проблему «ночных воров», как мне кажется. Оберст-лейтенант, какие силы заняты сейчас поисками этой разведгруппы?

– Насколько мне известно, задействованы две роты из маршевых пополнений. Но в том районе очень «тяжелая» местность, и, на мой взгляд, силы совершенно недостаточны.