его, но дверь оставалась открытой. Элам не догадался прикрыть её за собой, а Иван не заметил; когда же увидел, то возвращаться не стал: надо было как можно быстрее уходить отсюда.

— Мы засветились, — поделился он с Эламом неприятностью. — Нас спасёт только скорость. Пока они сообразят… Лишь бы Напель ничего не видела. Давай, бегом!

За поворотом они вышли в реальный мир. Именно здесь Карос приказал тогда покинуть поле ходьбы.

— И здесь бегом! Шевелись!

— Я за тобой. Ты не думай… Поспею.

Из Элама бегун был никудышный. Его короткие ноги никогда не испытывали правильной постановки при беге — они выворачивались, не выпрямлялись до конца в коленях, а ступня при соприкосновении с полом давила пяткой. Иван почти тащил его за собой, не отвечая на его стенания.

— Поспевай!.. Да, вот ещё. Тут у них ловушки. Ямы такие понастроены. Если провалимся, не пугайся.

— Обежим! — заверил Элам, сопя и задыхаясь.

— Обегать не будем. Нам надо бы как раз провалиться.

— Во! — пропыхтел Элам своё мнение ко всему этому.

— Тогда выйдем в нужное место.

«Хорошо, что взял с собой Шестого, — мельком подумал Иван. — Вдвоём всё-таки спокойнее, забота о нём отвлекает. Бежал бы сейчас один, был бы похож на затравленного зверя. А так — словцом перекинуться можно, поделиться сомнением. Главное, не один…»

— Устал?

Элам только сверкнул выпученными глазами; пот катился по его лицу ручьями.

— Лучше… падать, чем… бежать… а?

— Философ… мне тут…

Пол исчез под ногами.

Иван, ожидая такого на каждом шаге, всё-таки от внезапности ничего правильного сделать не мог, так как падал головой вниз и никак не удавалось развернуться ногами. Прямо в ухо пронзительно заверезжал Элам. Иван упал на плечи, верхняя оболочка болота под ним спружинила и бросила на Элама — тот завопил сильнее.

— Перестань! — прикрикнул он на него.

— Это… — пропыхтел Шестой, — боевой клич!

— Ну да? А похоже на плач.

Они барахтались в темноте, роняя бессмысленные реплики и макаясь в воду то руками, то седалищами.

Наконец руки их опять прочно соединились. Иван покинул реальный мир. Во мраке подземелья пришлось долго тыркаться во все стороны, так как свет из проёма имитационной камеры в этот раз заслонился выступом стены.

— Сюда! — рванул Иван к себе Элама. — Быстрее!

Через минуту после падения они пятнали болотной жижей, стекавшей с них, ковровую дорожку. Иван огляделся. Как будто только вчера они втроём сидели здесь с Каросом и Напель, усталые и загнанные.

— Побудь без меня немного и не вздумай никуда отсюда угодить.

— Куда здесь можно пойти? — скривил губы Элам. — Тут выходов-то, наверное, нет.

— Есть. Потому — затаись! — приказал Иван спутнику.

По дороге времени он проник в апартаменты Напель.

Бездонные ловушки-траншеи геометрически чётко расчертили пол на линейки. Бросались в глаза голые стены.

Интересно, как здесь в жизни? Даже не задумываясь, Иван покинул поле ходьбы и вышел, будто не в реальный, а в фантастический мир.

Он оказался в небольшой, уютно обставленной комнате неизвестного назначения.

Тяжёлым серебром мерцали стены, свет десятка свечей дробился в вычурной хрустальной люстре. Столы, столики, пуфы, с полдюжины картин с разнообразными сюжетами, притаившихся в полумраке, — всё на месте и к месту. На столах в замысловатых, но чарующих глаз вазах стояли живые цветы, только-только срезанные с клумбы, с блестящими капельками воды на лепестках и листьях. В лёгком для дыхания воздухе был разлит их аромат. Здесь легко дышалось.

Однако все эти красоты Иван видел краем глаза. На столике, перед которым он стоял после проявления в столбняке, находился его карандашный портрет, вправленный в тяжёлую золотую раму. Рядом горела свеча, стояло фарфоровое блюдце с водой и высыпана горсть кедровых орешков. И тут же записка. Буквы крупные, написанные каллиграфическим почерком.

В записке всего три строчки:

Ваня, я тебя люблю! И жду!

Не уходи, останься! Что мы друг без друга?

Даже если вечность впереди?

Иван подержал в подрагивающей руке свой портрет. В задумчивости посидел несколько минут на пуфе. Думал он сразу о многом, но доминировала одна мысль: они с Напель должны быть вместе, а Творящий Время всё равно должен быть уничтожен! Он ещё не знал, как осуществиться задуманное, смогут ли объединиться два почти взаимоисключающих его желания. И, тем не менее, другого пути не было: Напель будет с ним, когда он размечет лучом бластера адскую машину времени.

Он бы ещё, наверное, посидел, но послышался шорох шагов.

«Напель!» — встрепенулся он.

— Останься!.. — сказал кто-то или ему почудилось?

Он схватил записку и вернулся к Эламу, безмятежно сохнувшему лёжа пластом на ковровой дорожке.

Записка жгла руку. Почему она её написала? Знает, что я уже в замке? Он развернул бумагу и посмотрел на её плоскость в свете дня. Ни пылинки. Значит, написана недавно, к его приходу, а не дежурная, не на всякий случай. И свежие цветы. И орешки. Ещё тёплые. И едва нагоревшая свеча.

Неужели знает и пока не мешает ему? Или подготовила что-нибудь другое, дабы оставить его здесь, в Поясе, навсегда

— Пошли, Элам. Думаю, сюрпризы нам подготовлены, но не здесь, а там. — Он показал пальцем в пол, подразумевая скорый спуск по винтовой лестнице вниз. — В камере Творящего Время. Так что пойдём, не торопясь, и пока что без опаски. А по дороге я тебе покажу, как пользоваться огнестрельным оружием. И бластером тоже. Сдаётся мне, пригодится нам и то и другое.

Конец Творящего Время

Элам, больше не связанный необходимостью всю дорогу держаться за Ивана, повеселел.

— Вот понастроили, — стучал он кулаками в стены и топал каблуками самодельных сапог по ступеням лестниц, проверяя их на прочность. — Из камня?

Иван неопределённо пожимал плечами. Из чего сделан замок, он до того не задумывался, несмотря на то, что, конечно, гладкие, без швов стены и перекрытия и будто впаянные в них лестницы тоже удивляли его. Может быть, подумал он после вопроса Элама, в двадцать втором веке перлевого мира люди, потом перешедшие сюда, научились выращивать такие постройки или по-настоящему делать цельнолитыми, а не так, как предлагалось в их, двадцатом?..

Они беспрепятственно спускались по винтовой лестнице вниз, к Творящему Время.

Система лестницы, задуманная как отвлекающая или устрашающая для посягателей на тайны замка, по заложенной в ней программе отрабатывала исправно: то ступени повисали в некоторых витках в светящемся мареве с плавающими в нём странными тенями, то раздавался суровый, выясняющий, кто и куда идёт, голос. Иван на звуки не обращал внимания и без опаски переступал мнимые провалы. Элам вначале паниковал,