– Завтра, завтра в десять, по христианскому обряду, а в понедельник – китайские. Я… я подумал, может, ты скажешь пару слов, завтра?

– Конечно, конечно скажу. Ну, так и что насчет Типтопа?

Филлип Чэнь сосредоточился, и было видно, как тяжело ему дается это усилие. В конце концов он выдал:

– Пригласи его на скачки. В свою ложу. Он никогда там не был, и для него это будет очень лестно. Да, вот так. Можешь сказать… Нет, извини, мысли путаются. Лучше, гораздо лучше будет, тайбань, если я напишу. Я напишу ему записку и предложу это от твоего имени. Упомяну, что ты хотел сделать это лично, но телефон, к сожалению, не работал. Тогда, если он не захочет прийти или не разрешит начальство, его репутация не пострадает и твоя тоже. Я мог бы добавить еще: «Кстати, Благородный Дом уже отправил по телексу заказы на поставку тория в Сидней…» – Лицо Филлипа Чэня чуть просветлело. – Для нас это будет очень выгодное дело, тайбань, предложена такая цена… Я проверил расценки. Мы без труда сможем поставлять, сколько потребуется, и получать конкурентоспособные предложения из Тасмании, Южной Африки и Родезии. А-а! Почему бы не послать молодого Джорджа Трасслера из Сингапура в Йоханнесбург и Солсбери[87] на разведку насчет тория, – Филлип Чэнь помедлил, – и… э-э… некоторого другого сырья для аэрокосмической промышленности? Я тут кое-что быстренько проверил, тайбань. Поразительное дело: если не считать России, почти девяносто процентов всех запасов ванадия, хрома, платины, марганца, титана в свободном мире – а все это жизненно важно для аэрокосмической промышленности и ракетостроения – приходится на южную часть Родезии и Южную Африку. Только представь! Девяносто процентов, если не считать России. Я и понятия не имел, какое огромное значение для свободного мира имеет этот регион со всем его золотом, алмазами, ураном, торием и бог знает каким еще стратегическим сырьем. Трасслер мог бы также выяснить, нельзя ли нам открыть там офис. Он парень смышленый, и ему пора делать следующий шаг по карьерной лестнице. – Теперь, когда его голова была полностью занята, старику дышалось легче. – Да. Это дело и… э-э… поставки для мистера Юя могут иметь для нас огромное значение, тайбань. Я уверен, что это можно провернуть очень тонко. – Он взглянул на Данросса. – Я упомянул бы Типтопу и про Трасслера, что мы, мол, посылаем одного из менеджеров, члена семьи, для подготовки.

– Отлично. Вот и займись этим сразу же. – Данросс нажал клавишу интеркома. – Клаудиа, соедините, пожалуйста, с Джорджем Трасслером. – Он снова взглянул на Филлипа. – Почему Типтоп отключился?

– Чтобы поторговаться, оказать на нас давление, получить больше уступок.

– Нам и дальше звонить ему?

– Нет. После того как ему вручат послание, он позвонит сам. Он понимает, что мы не дураки.

– А когда он позвонит?

– Когда у него будет разрешение, тайбань. Не раньше. До десяти утра в понедельник, когда должны будут открыться банки. Предлагаю сказать этой падали собачьей Хэвегиллу и Джонджону, чтобы они тоже не звонили: зачем мутить и без того мутную воду? На головастика акулу не ловят.

– Хорошо. Не переживай, Филлип, – сочувственно произнес Данросс, – мы выберемся из этой заварухи.

– Не знаю, тайбань. Надеюсь. – Филлип Чэнь устало потер воспаленные глаза. – Диана… эти проклятые акции! Я не вижу выхода из этой трясины. Э-э…

Его прервала Клаудиа по интеркому:

– Мастер Трасслер на линии два.

– Спасибо, Клаудиа. – Он ткнул клавишу линии два. – Привет, Джордж, как там в Сингапуре?

– Добрый день, сэр. Прекрасно, сэр, жарко и дождь, – послышался веселый, бодрый голос. – Вы меня приятно удивили. Чем могу быть полезен?

– Я хочу, чтобы ты первым же самолетом вылетел в Йоханнесбург. Прямо сейчас. Сообщи по телексу номер рейса и название отеля и позвони, как прибудешь, из отеля в Йоханнесбурге. Все понял?

Последовала легкая заминка, и беззаботности в голосе стало меньше.

– В Йоханнесбург, тайбань? Это Южная Африка?

– Да. Ближайшим рейсом.

– Лечу. Что-нибудь еще?

– Нет.

– Хорошо, тайбань. Лечу. Пока!

Данросс положил трубку. «Замечательная штука – власть, – с огромным удовлетворением подумал он, – особенно если ты тайбань».

Филлип встал.

– Я тогда сразу сяду за письмо.

– Минуточку, Филлип. У меня возник еще один вопрос, требующий твоего совета. – Он открыл ящик стола и вынул матрицу. Кроме Данросса и его ныне здравствующих предшественников-тайбаней, во всем мире лишь Филлип Чэнь знал тайну четырех монет. – Вот. Это мне да…

Данросс осекся и застыл. Он был не готов к эффекту, который матрица произвела на его компрадора. Глаза Филлипа Чэня чуть не вылезли из орбит, рот судорожно раскрылся так, что обнажились все зубы. Словно во сне, каким-то замедленным движением он протянул руку, взял матрицу дрожащими пальцами и стал рассматривать ее вблизи, беззвучно шевеля губами.

И тут сознание Данросса осветило яркой взрывной вспышкой: до него дошло, что половинка монеты, должно быть, принадлежала Филлипу Чэню, что ее украли у него. Ну конечно! Из груди Данросса рвался крик. Должно быть, Жэнь-гуа дал одну из четырех половинок сэру Гордону Чэню! Но почему? Какая связь между семьей Чэнь и мандарином гунхана могла заставить Жэнь-гуа сделать такой ценный подарок сыну-евразийцу Дирка Струана?

Все так же, как при замедленной съемке, старик поднял голову и, прищурившись, посмотрел на тайбаня. Его губы шевелились. Но беззвучно. Потом он, задыхаясь, выдавил из себя:

– Бар… это уже… дал тебе Бартлетт?

– Бартлетт? – не веря своим ушам, повторил Данросс. – Какое, во имя Христа, Бартлетт имеет отноше… – Он замер, потому что сознание озарила новая вспышка, еще несколько частей головоломки с грохотом встали на свои места.

«Бартлетт! Его подозрительная осведомленность… Тайны, которые он мог узнать только от одной из семи персон, самых доверенных людей, вне всяких подозрений! Филлип Чэнь – самое невероятное предположение из всех!

Филлип Чэнь – предатель! Филлип Чэнь заодно с Бартлеттом и Кейси… Это Филлип Чэнь нас всех продал, передал секреты и передал половинку монеты».

Его охватила слепящая ярость. Пришлось призвать на помощь весь свой опыт, чтобы не дать ей воли. Не помня себя от бешенства, он вскочил, подошел к окну и уставился в него. Сколько он так простоял, неизвестно. Но когда обернулся, голова уже работала четко, выявив кардинальную ошибку в его собственных логических построениях.

– Ну так что? – проговорил он леденящим тоном.

– Тайбань… тайбань… – судорожно начал старик, ломая руки.

– Говори правду, компрадор. Ну!

От этого «ну» Филлип пришел в ужас.