Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старейшина Унгуц сразу замечает моё далеко не радостное настроение и аж привстаёт.
– Что ты сделала?
– Я сделала ваш бормол по-настоящему первым в коллекции, – отвечаю легко.
Он опускается обратно на сиденье со вздохом.
– Ты знаешь... – произносит он после паузы. – Арават не такой уж плохой человек...
– Вы одобряете, что он отрёкся от Азамата? – рявкаю я. Мало мне сегодня было разочарований в людях!
– Нет, конечно, – пожимает он плечами. – И всё же он сделал много хорошего в жизни.
– Ну так я его жизни и не лишаю, – выдавливаю я со слезами в горле. – Просто подумала, будет иронично, что именно я не в восторге от его решения.
– Лиза, – окликает меня подошедший Тирбиш. – Так это правда, что вы и есть та девочка, про которую...
Я кратко обнимаю его, потому что он такой хороший и наивный, потом вытираю слёзы и иду к шатру ждать Азамата. Старейшина Унгуц бормочет мне в спину, что мой бутон начал раскрываться слишком быстро.
Азамат выпадает из шатра раскрасневшийся, да ещё в мамином свитере, от него пахнет фруктовым вином, а в руках корзина со всевозможными сластями. Он демонстрирует чудеса эквилибристики, умудряясь обнять меня и не просыпать сласти. Я, как всегда после стрессов, особенно липуча, и отпускать его не собираюсь, только хом навешиваю обратно. Рядом с ним мне становится сразу намного легче, а то даже мелькала мысль где-то в глубине подсознания, что вдруг он мне станет меньше нравиться теперь, когда я соотнесла его лицо с воспоминанием о его отце. Но нет, слава богу, на том тёплом восторженном чувстве, которое у меня появляется от его улыбки, выходки его папаши не сказались.
– Я слышал, как ты всех перекричала, – говорит он. – Спасибо тебе. Это такая редкость, чтобы женщина на играх активно за кого-то болела...
– Надеюсь, это не против приличий? – усмехаюсь. – А то с меня станется. Но ты и сам всех здорово на свою сторону перетянул, ишь как этого большого дядю сделал!
Азамат смеётся в голос.
– Да они тут на планете расслабились, я смотрю. Я ведь далеко не всё могу, что мог бы... то есть, ты понимаешь, – он немного путается в словах. Как же быстро на муданжцев спиртное действует, жуть. – С такими борцами куда нам джингошей скинуть, эххх.
Мужики вокруг опускают головы, кто понимает на всеобщем.
– Азамат-ахмад, – окликает его подошедший Тирбиш, – а что бы вам не поучить нас, как на корабле бывало? После сегодня-то, я думаю, найдутся желающие.
Его предложение встречают дружным одобрительным гомоном, какой-то тучный мужик у меня за спиной предлагает одно из своих полей отвести под занятие, благо оно так хорошо укрыто между скал, что никто их там не увидит. Подошедший Эцаган тоже загорается идеей продолжить тренировки под руководством капитана и предлагает взять на себя организационную сторону. Я высматриваю у шатра ведущего, подманиваю его поближе и уговариваю составить список желающих принять участие. Если у Азамата ещё и были какие-то возражения, то их смело толпой.
– Лиза, да тут целый полк, – шепчет он мне, глядя, как всё больше мужчин, оповещённых о возможности поучиться у «самого Байч-Хараха» стекаются обратно на поле, чтобы записаться.
– Ну подели их на группы, – пожимаю плечами. – И пусть более сильные тренируют более слабых, а ты сиди в кресле да оценивай. Потом, наверняка сейчас многие на энтузиазме запишутся, а потом отпадут.
– Да нет, я не про то, – говорит он ошарашенно. – Справиться-то я с ними справлюсь, но странно, что столько народа вообще хотят со мной дело иметь! Я ведь мало того, что урод, так ещё и не сын своему отцу...
– Ну, твой отец нынче не в почёте, – усмехаюсь я.
К нам подходит Алтонгирел, останавливается перед Азаматом и некоторое время просто стоит и смотрит, то на него, то на меня. Потом отводит взгляд и произносит:
– Ну что же... этот брак принёс более обильные плоды, чем я ожидал. Но тебе, Лиза, надо быть очень осторожной. Все эти люди, что записываются на уроки к Азамату, на самом деле просто хотят оказаться под сенью твоего могущества. И ты должна их не разочаровать.
– Предлагаешь немедленно научиться убивать взглядом и воскрешать словом? – хихикаю я.
– Нет, – кривится Алтонгирел. – Но придётся тебе хотя бы первое время поизображать образцовую жену.
– С этого места поподробнее, – напрягаюсь я, – а то я уже договорилась с целителем переводить земные медицинские справочники на муданжский.
Алтонгирел закатывает глаза.
– Старейшины никогда в жизни тебе этого не разрешат...
– Старейшина Унгуц это сам предложил! – перебиваю я.
– Старейшина Унгуц... – Алтонгирел сглатывает ругательство. – Что он тебе ещё предложил?
– Взять ученицу.
Духовник мотает головой, а Азамат прижимает меня покрепче. Гляжу на него – он выглядит страшно довольным.
– Ладно, – сдаётся Алтонгирел. – Я уже понял, что Старейшина Унгуц теперь весь твой. Боги с тобой, бери ученицу, переводи свои книжки, только умоляю тебя, ходи в женский клуб, не хами старшим, и пусть Азамат тебе дом построит где-нибудь... подальше.
Когда мы наконец-то вылезаем из ямы с трибунами, неподалёку прямо на траве уже расстелены скатерти и всё уставлено яствами. Азамат щедро раздаёт сласти из своей корзинки, я еле успеваю всё попробовать. К счастью, оно всё не такое сладкое, как на первый взгляд кажется, только очень жирное.
– Это и весь приз? – спрашиваю разочарованно, когда корзинка начинает показывать донышко. Я как-то ожидала, что хоть медальку дадут или статуэтку платиновую...
– Нет, ещё участок земли у дальнего края Дола и табун. Хоть лошадь себе подберу, а то старый мой друг меня не дождался...
Я не придумываю ничего лучшего, как присвистнуть. Однако и правда вестерн, вот и ранчо теперь есть.
Нас усаживают на ковры и подушки в торце импровизированного длиннющего стола рядом со Старейшинами, кормят сырыми фруктами и мясом, потом мясом, тушённым с фруктами, потом ещё в каких-то комбинациях, и всё это под хримгу и фруктовое вино. Впрочем, алкоголь я игнорирую, а то ещё развезёт из-за папаши... не стоит Азамату праздник портить. Да и вообще, кто-то же должен будет сесть за руль.
Под конец застолья начинает темнеть. Азамат уже давно растянулся во весь немалый рост на ковре и пристроил голову мне на колени. Я же каверзно расплела ему волосы и сижу, глажу по всей длине, сколько дотягиваюсь. Он только что не мурчит. Народ вокруг уже даже перестал тыкать в меня пальцами и шушукаться. Кажется, все приняли как должное, что у Байч-Хараха ужасно ласковая жена.
Начались песнопения. Интересно, что бородатые Старейшины принимают в них живейшее участие, и у многих даже вполне приличные голоса. С моей пролетарской точки зрения, гораздо приятнее, чем у профессионального певца, который вместе с музыкантами надрывается. А вот бритые Старейшины рта не раскрывают.