Она на ощупь пересекла комнату и стала шарить руками по письменному столу в поисках свечи. Свеча стояла на ее туалетном столике, но она не могла заставить себя идти туда в темноте. Что-то задело ладонь Королевы, заставив ее взвизгнуть от испуга, но это был всего лишь паук, спешивший по своим делам. Наконец, ее пальцы нащупали узнаваемые контуры свечи, и она зажгла ее, выдохнув от облегчения. В покоях, кроме нее, никого не было. Она вытерла пот со лба и щек. Все тело тоже было в поту, надо было бы накинуть халат. Однако ноги сами собой повели ее к кровати. Глубоко вздохнув, она посмотрела на мальчика.

В нем не осталось ни кровинки. Даже при тусклом свете свечи она различала, как мертвенно побледнела его смуглая кожа. Темное существо всегда выпивало кровь через надрез, который делала Королева. Поначалу она просила своих камеристок проверять тела на наличие других ран, но в конце концов бросила. Ей не хотелось этого знать. Позвоночник мальчика был изогнут почти до излома, рука, вывернутая из сустава, безвольно лежала на алом покрывале позади него. Его рот застыл, раскрытый в беззвучном крике. Глаза жуткими обескровленными черными дырами смотрели мимо Королевы, в пустоту.

«Что же они такое видят?» – гадала она. Уж точно не то прекрасное лицо, которое темное существо показывало ей. Они все выглядели так, за исключением незначительных различий, всегда одно и то же. Если бы не глаза, она бы подумала, что мальчик умер от чистого испуга.

Королева закрыла глаза, пытаясь справиться с внезапным приступом тошноты. Она повернулась и побежала в ванную, зажав рот рукой и распахнув перепуганные глаза.

Она почти успела.

– Госпожа?

Что-то прохладное мазнуло ее по лбу, и Келси отвернулась, пытаясь не замечать этого. Булава пробудил ее от… нет, не ото сна. Она не помнила ни одного сновидения, лишь прохладное, темное и бесконечное забытье, похожее на тысячемильное плавание по бескрайним водам. Это было ее собственное Переселение, и она совершенно не хотела возвращаться.

– Госпожа. – Голос Булавы был полон тревоги. Надо бы проснуться и сказать ему, что с ней все в порядке. Но тьма, такая теплая, окутывала ее, словно бархатное покрывало.

– Ее дыхание слишком медленно. Надо отнести ее к врачу.

– И какой же врач ей сейчас поможет?

– Я просто подумал…

– Врачей не учат магии, Пэн, только целителей, да и те по большей части шарлатаны. Нам остается только ждать.

Келси слышала дыхание обоих стражников над собой: тяжелое Булавы и легкое Пэна. Ее чувства обострились: постепенно выплывая из бездны, она начинала разбирать чье-то тихое пение и радостное ржание лошади где-то вдалеке.

– Это она призвала потоп, сэр?

– Это одному богу известно.

– А прошлая Королева когда-нибудь делала что-то подобное?

– Элисса? – рассмеялся Булава, позабавленный этим предположением. – Да я годами наблюдал, как она носила оба сапфира, но самым необычным их свойством было запутываться у нее в платье. Как-то раз такое случилось посреди приема для кадарцев, и у нас добрых полчаса ушло на то, чтобы распутать эти чертовы штуковины, не нарушив при этом приличий.

– Думаю, она вызвала потоп, и это отняло у нее все силы.

– Она дышит, Пэн. Она жива. Давай пока не загадывать наперед.

– Тогда почему же она никак не очнется?

Голос молодого стражника был полон чего-то похожего на скорбь, и Келси поняла, что время пришло, что нельзя больше заставлять их ждать. Прорвавшись сквозь согревающую тьму в своей голове, она выгнула спину и открыла глаза. Она снова обнаружила себя лежащей в синей палатке, казалось, время обратилось вспять и она вернулась в то утро, когда проснулась и увидела перед собой Ловкача.

– Ну слава богу, – пробормотал Булава.

Ее взгляд сразу упал на ярко-красную повязку на плече стражника. Форма его была изорвана и покрыта пятнами крови. На Пэне, стоявшем на коленях подле Булавы, видимых повреждений не было, но под глазами залегли темные круги, а лицо было мертвенно-бледным.

Оба стражника помогли ей сесть: Пэн потянул ее за руки, а Булава поддерживал спину. Усевшись, вместо ожидаемой боли Келси ощутила в голове удивительную ясность, простиравшуюся, казалось, на много миль. Подняв руку, она нащупала оба кулона, по-прежнему висевшие у нее на шее.

– Не волнуйтесь, мы не осмелились даже дотронуться до них, – сухо произнес Булава.

– Я сама с трудом осмеливаюсь к ним прикасаться.

– Как вы себя чувствуете, госпожа?

– Прекрасно. Совершенно замечательно. Долго я спала?

– Почти два дня.

– Вы сами-то целы?

– Мы в порядке, госпожа.

Она указала на раненое плечо Булавы.

– Я смотрю, кто-то все же застал тебя врасплох.

– Их было трое, госпожа, и один орудовал обеими руками. Если Веллмер прознает, то до конца дней будет напоминать мне об этом.

– А как женщины?

Стражники неловко переглянулись.

– Говорите же!

– Трое погибли, – угрюмо ответил Булава.

– Но вы спасли жизнь двадцати двум, Ваше Величество, – поспешно добавил Пэн, бросив на Булаву мрачный взгляд, который тот, к счастью, не заметил. – Двадцати двум женщинам. С ними все хорошо, как и с остальными узниками. Они уже на пути домой.

– Что насчет Стражи?

– Мы потеряли Тома, госпожа. – Булава отер лоб ладонью. Этот вроде бы обычный жест обретал в его случае особую выразительность: Келси подумалось, что это самое откровенное проявление горя, какое он мог себе позволить. Но сама она почти не знала Тома, а неискренних слез лить не хотела.

– Что еще?

– Дождь перестал только сегодня утром, госпожа. Мы ждали, пока вы очнетесь, но мне пришлось принять некоторые решения самому.

– Твои решения обычно меня устраивают, Лазарь.

– Я отправил караван обратно. Пара детей остались сиротами, но женщина из их деревни обещала присмотреть за ними.

Келси схватила его за руку.