2

Таким образом, вскоре разжалованный конь Шедуэлла оказался в Доме Капры, ставшем к тому моменту средоточием всеобщего волнения. За полчаса до Норриса сюда прибыл пророк, завершивший свое триумфальное шествие, однако совет отказался допустить его в священное место без обсуждения того, насколько это этично.

Пророк объявил, что понимает и уважает эти метафизические предосторожности (в конце концов, разве он не Глас Капры?), а посему остался сидеть за затемненными стеклами автомобиля, пока совет судил и рядил.

Собралась целая толпа. Там были и те, кто жаждал увидеть пророка во плоти, и те, кого зачаровал вид машин. Кругом царило оживление. Посыльные носили записки от членов совета в Доме к начальнику конвоя, ожидавшему на крыльце, и обратно. Наконец было объявлено, что пророк все-таки может войти в Дом Капры, если будет босым и без всякого сопровождения. Пророк согласился, и через пару минут после объявления дверца машины открылась, крупный босой мужчина вышел и приблизился к двери. Толпа рванулась вперед, чтобы лучше рассмотреть своего спасителя, приведшего их в безопасное место.

Норрис стоял дальше всех, он успел лишь мельком рассмотреть фигуру пророка и не видел его лица. Зато отлично рассмотрел пиджак и мгновенно узнал его. Тот самый пиджак, с помощью которого его дурачил Коммивояжер. Разве он сможет забыть эту переливающуюся ткань? На пророке был пиджак Шедуэлла. Значит, это и есть Шедуэлл.

Вид пиджака пробудил в памяти Норриса образы унижений, которые ему пришлось выносить. Он вспомнил пинки и проклятия, он вспомнил презрительное отношение. Клокоча от ярости, Норрис вырвался из рук сопровождавшего его человека и стал продираться сквозь толпу зевак к дверям Дома Капры.

Он видел, как промелькнул пиджак и его хозяин вошел в дом. Норрис собирался идти следом, но стражник на крыльце преградил ему путь. Его оттащили назад, толпа смеялась и аплодировала его гримасам. Какие же они идиоты.

— Я его знаю! — кричал Норрис, когда Шедуэлл исчез из виду. — Я знаю его!

Он поднялся на ноги и снова рванулся к двери, но в последний момент развернулся и побежал обратно. Стражник клюнул на приманку и кинулся в погоню, в гущу толпы. Пока Норрис был прислужником, жизнь научила его кое-каким хитростям: он увернулся от стражника, кинулся к оставшейся без охраны двери и перелетел через порог раньше, чем преследователь нагнал его.

— Шедуэлл! — заорал Норрис.

В комнате Дома Капры пророк замолк посреди тирады. Его слова были умиротворяющими, совершенно ясными, однако даже самый близорукий представитель совета не мог не увидеть вспышки гнева в глазах миротворца при звуке произнесенного имени.

— Шедуэлл!

Пророк развернулся к двери. Он слышал, как члены совета шепотом обмениваются замечаниями за его спиной.

Потом раздался шум в коридоре за дверью, дверь широко распахнулась, и в комнату ворвался Норрис, выкрикивающий его имя.

Скакун попятился назад, когда его взгляд упал на пророка. Шедуэлл видел, как в его глазах промелькнуло сомнение. Норрис ожидал увидеть другое лицо. Еще есть шанс выкрутиться.

— Шедуэлл? — переспросил Коммивояжер. — Боюсь, я не знаю никого с такой фамилией. — Он повернулся к совету. — Вам знаком этот джентльмен?

Они рассматривали его с откровенным подозрением, особенно один старик в центре собрания. Он не сводил мрачного взгляда с пророка с того самого момента, когда Шедуэлл вошел в эту лачугу. И теперь, черт возьми, подозрительность только усилилась.

— Этот пиджак… — произнес Норрис.

— Кто этот человек? — вопросил пророк. — Неужели никто не выведет его отсюда? — Он попытался обратить все в шутку. — Мне кажется, он несколько не в себе.

Никто не двинулся с места. Никто, кроме миллионера-коня. Норрис сделал шаг в сторону пророка и снова выкрикнул его имя.

— Я знаю, что ты со мной сделал! — говорил он. — Не думай, что я не понимаю. И сейчас я надеру тебе задницу, Шедуэлл! Или кто ты там есть!

За дверью снова послышался шум. Шедуэлл обернулся и увидел, как два лучших бойца Хобарта отодвинули в сторону стражника, чтобы прийти ему на помощь. Он открыл рот и собрался сказать, что сам разберется в ситуации, но не успел произнести и звука, когда Норрис с перекошенным от ярости лицом бросился на врага.

У элитного отряда пророка имелись строжайшие инструкции, как действовать в подобной ситуации. Никто, ни один человек, не имел права касаться их обожаемого вожака. Без колебаний оба полицейских выхватили пистолеты и пристрелили Норриса на месте.

Он упал к ногам Шедуэлла. Кровь вытекала из ран яркими струйками.

— Господи Иисусе, — пробормотал Коммивояжер сквозь стиснутые зубы.

Эхо смертельных выстрелов затихло гораздо позже, чем сам Норрис. Казалось, стены дома не могли поверить в реальность этого звука, вертели его так и сяк, пока не убедились в его истинности. Толпа снаружи совершенно затихла, как и собрание у Шедуэлла за спиной. Он чувствовал на себе обвиняющие взгляды.

— Какая глупость, — пробормотал он убийцам. Затем, широко раскинув руки, развернулся к членам совета. — Я должен принести извинения за этот несчастный…

— Ты здесь нежеланный гость, — оборвал его один из ясновидцев. — Ты принес смерть в Дом Капры.

— Это недоразумение, — ответил он тихо.

— Нет.

— Я настаиваю на том, чтобы вы выслушали меня.

И снова услышал в ответ:

— Нет.

Шедуэлл выдавил из себя тонкую улыбку.

— Вы называете себя мудрыми, — сказал он. — Если это так, вы выслушаете то, что я собираюсь сказать. Я пришел сюда не один. Со мной люди, ваши люди, ясновидцы. Они любят меня, потому что я хочу видеть Фугу процветающей. И теперь я готов позволить вам разделить мой триумф, который вскоре последует, если вы того пожелаете. Поверьте мне, я освобожу Фугу, с вашей поддержкой или без нее. Я ясно изложил свои мысли?

— Убирайся отсюда, — ответил тот старик, который внимательно следил за ним.

— Осторожнее, Мессимериз, — произнес шепотом кто-то еще.

— Кажется, вы ничего не понимаете, — сказал Шедуэлл. — Я же принес вам свободу.

— Ты не ясновидец, — отозвался Мессимериз. — Ты чокнутый.

— И что с того?

— Ты обманом пробрался сюда. Ты не слышишь голоса Капры.

— О, напротив, я слышу голоса, — возразил Шедуэлл. — Я слышу их ясно и четко. И они говорят мне, что Фуга беззащитна. Что ее правители слишком долго прятались от опасности. Что они слабы и напуганы.

Он обвел взглядом лица тех, кто стоял перед ним, и вынужден был признать: на этих лицах отражается не слабость и страх, о которых он говорил, а лишь стоицизм. На его преодоление уйдет слишком много времени. Шедуэлл бросил взгляд на полицейских, застреливших Норриса.