Я видела, как ему непросто, Дилан возвращался домой с гримасой усталости и недовольства на лице, после ужина он ложился в постель и засыпал, а по ночам его снова мучили кошмары. Но всё это были временные трудности, я терпеливо ждала, когда кончится тяжёлый послеоперационный период, и у Дилана появятся силы радоваться жизни.

И проблемы действительно начали отступать. Наше положение оказалось не таким уж плачевным: с голоду никто не умер, в долги тоже не залез, а я заметила, что начинаю привыкать к наличию мужика в моей постели и вообще к семейной жизни.

Можно было выдохнуть с облегчением оттого, что теперь не нужно врать Дилану и скрывать от него свой ночной образ жизни. Немножко беременная и скрытная я не давала даже повода заподозрить меня в чём-то осудительном. Все тайные переписки и разговоры велись тогда, когда их не могли засечь, и заблаговременно стирались.

После перенесённой операции Дилану был необходим покой, и я всеми силами этот покой обеспечивала. День ото дня самочувствие моего вновь обретённого мужчины всё больше приближалось к нормальному, баланс сил восстанавливался. Седой больше не нагружал своими проектами и бесконечными упреками и вообще не звонил. Я заметила, что Дилан начал меняться:

— Ты становишься таким… таким… — пыталась найти подходящее определение я.

— Каким? — удивлённо приподнял брови Дилан.

— Домашним… Раньше я очень бесилась оттого, что тебя никогда нет, а теперь…

— Одомашнила. — за меня додумал он и отправил в рот очередной бутерброд.

Я усмехнулась, а потом решила задать вопрос, который не задавала раньше, потому что боялась нарушить и без того нестабильное настроение Дилана:

— Ты скучаешь по своему волку?

— Я его не помню… Но есть ощущение, как будто ты — целая, а я — только половина от самого себя. Да, мне его не хватает. — честно и без раздумий ответил он, как будто уже задавал себе этот вопрос.

— …с нашей-то нечеловеческой жизнью. — добавила я, как бы выражая сочувствие.

Мне действительно не хватало волчьей сущности в Дилане, он был прав, когда упомянул о своей «половинчатости». Раньше я не до конца понимала, а теперь вдруг осознала: тот Дилан, каким он являлся до убийства Филина, был просто пределом мечтаний для меня, идеалом и самым обожаемым человеком на свете. Он меня, такую шальную и неугомонную, любил. Иногда у него сдавали нервы, но он всё равно продолжал любить. Я была его самой большой проблемой и, знай я о последствиях своих решений, сделала бы всё, чтобы быть хорошей женой. Тогда, возможно, Дилан прожил бы счастливую жизнь, ту, которую заслуживал.

Из раздумий о прошлом меня вырвал всё тот же Дилан.

— Диана, я хотел тебе сказать: некоторое время я не хочу принимать транквилизаторы, они делают меня похожим на овощ. Постараюсь держать себя в руках. Обещаю.

— Только до первого гневного срыва и на период приёма лекарств! — предупредила я.

— Согласен. — сказал он и тоже о чём-то задумался. Лицо у него при этом стало таким, что мне невольно вспомнились слова Жеки, сына старикашки. Дилан действительно выглядел печальным и как будто умирающим. И это было нисколько не смешно.

— Эй, всё будет хорошо. — решила подбодрить я.

— Да. — машинально ответили мне, а кое-кто снова погрузился в меланхолию.

Я же решительно была настроена избавить Дилана от губительного уныния, поэтому завела новую тему.

— Егор спрашивал, как мы назовём нашу дочь.

— А… — растерялся Дилан.

— Я сказала, что должна посоветоваться с тобой.

— Мне казалось, это так нескоро. Хм… М-м… Надо подумать. Если честно, я в этом совсем не разбираюсь… У тебя есть варианты?

— Ну… вообще-то мне имя придумал ты, Максиму тоже.

— Правда? И тебе тоже? — заулыбался он. — Ты обманываешь! Не может быть.

— Может-может! Спроси у моей мамы. Помнишь, я показывала тебе фото, где ты держишь на руках маленькую меня?

— Ладно-ладно, верю. — сдался он. — Просто когда начинаю обо всём этом думать, в голове не укладывается. Я не уверен, что это был действительно я.

— Все мы меняемся со временем, но одно в тебе всегда остаётся неизменным… — я провела рукой по ширинке на его джинсах и мгновенно ощутила отклик.

Дилан уткнулся лицом мне в волосы и шумно вздохнул, как бы отвечая: «Да, я тоже тебя хочу». Однако раздевать меня никто не торопился.

— И это всё? — возмутилась я.

— Хочешь продолжения? — я не ответила, ибо вопрос был глупейший. Дилан тихонько рассмеялся и притянул мои бёдра к себе. — Нетерпеливая… — шепнул мне на ухо он.

— Изверг. — так же шёпотом парировала я.

Меня, наконец, избавили от одежды и лишили возможности возмущаться. Моё тело требовало, чтобы его ласкали, и хотя я старалась избегать резких движений, всё равно пьянела и теряла голову. Мне казалось, что я могу всю ночь без остановки ловить оргазмы, но Дилан почему-то не разделял моих намерений. Он мягко отстранился от меня и обессилено растянулся на постели.

— Теперь всё. — объявили мне.

— Мне мало. — недовольно простонала я, чувствуя, как ощущение эйфории покидает меня, а на смену ему приходит ноющая боль.

Я, конечно, понимала, что злоупотреблять интимными ласками не стоит, но не всегда слышала голос своего рассудка. Чтобы не признаваться Дилану в недомогании, я сказала, чтобы шёл в ванную первым, а сама свернулась калачиком на взмокшей от наших кувырканий простыне и постаралась расслабиться.

Всё же моё состояние не укрылось от глаз внимательного Дилана, и мне пообещали, что впредь придётся ограничиваться минимальным сексуальным контактом. Все мои возражения были разом отклонены.

Несмотря на частые боли внизу живота, благодаря уже немного заметной беременности я ежедневно сходила с ума от прямо-таки ненормального сексуального возбуждения. Гормоны мешали мне засыпать, а уж я, в свою очередь, терроризировала Дилана. Сначала его радовали мои желания, он даже забывал о своей депрессии, но, по мере роста моих интересных обстоятельств, мужские ласки стали сходить на «нет».

Каждое наше любовное слияние мне приходилось буквально отвоёвывать или брать хитростью. Дилан заметно осторожничал, всё время интересовался, не больно ли мне, а двигаться старался плавно и медленно. Я буквально изнывала от бешеного желания связать кое-кого и показать, как надо получать удовольствие, но всё же держалась и пыталась смириться.

Я вовсе не относилась к своей беременности халатно и умом понимала, что Дилан прав, и с бурными постельными страстями нам стоит подождать. Но бушующие в крови гормоны заставляли меня самым коварным образом заговаривать моему мужчине зубы, чтобы он отвлёкся и забылся. Но мои планы неизбежно рушились, а я выслушивала в свой адрес нудные вразумительные речи.

Что касается имени для нашей дочери, мы договорились обдумать этот вопрос, составить списки имён, потом сравнить их и выбрать лучшее. Тут мне важна была инициатива Дилана, чтобы он влился в процесс и поучаствовал в нём.