питает враждебные чувства к вашей сестре. Судя по его собственным словам, он относится к ней дружелюбно и даже влюблен в нее. Как она смотрит на это?

— Моя сестра ненавидит его.

— Вы в этом уверены?

— Вы чужой нам человек, сеньор капитан. Но благодаря услуге, которую вы оказали мне прошлой ночью, у меня такое чувство, точно я разговариваю со своим другом. Простите эту вольность. Я — бедный харочо. Все мое достояние заключается в небольшом ранчо, садике, лошади, седле, оружии… я чуть не прибавил: «и свободе». Но это было бы неверно. Ведь если бы я обладал свободой, меня не оторвали бы от родного дома и не заставили бы принимать участие в войне, до которой мне нет никакого дела. Может быть, вы скажете мне то, что говорят в таких случаях наши офицеры. Может быть, вы тоже находите, что я обязан сражаться за родину. Но какой прок проливать кровь за порабощенную страну? Не за родину я сражался на поле Серро-Гордо и не из-за родины был подстрелен, как собака. Меня заставили драться за тирана Эль-Койо.

— Как? Вы участвуете в войне не по собственному желанию?

— Карамба! Да, разумеется, нет, сеньор капитан. Меня завербовали, как и всех остальных, Мексика давно уже забыла, что такое свобода. Я, по крайней мере, никогда не пользовался ее благами. Зато у меня есть сокровище, которое я ценю больше всего на свете, — больше богатства и больше свободы, Его оставили мне в наследство мои покойные родители.

Калрос замолчал, как бы не решаясь быть вполне откровенным со мной.

— Что это за сокровище? — спросил я.

— Лола, моя сестра.

— Надеюсь, вам не грозит опасность потерять ее?

— В том-то и дело, что грозит. Сегодня ночью вы сами имели случай убедиться в этом.

— Да, я слышал что-то похожее на угрозы. Но почему вы боитесь человека, не имеющего никакой власти ни над вами, ни над вашей сестрой? Вы сказали, что она терпеть не может его. Если это так, я не понимаю, о какой опасности вы говорите.

— Ах, сеньор капитан. Сразу видно, что вы не знаете нашей страны. Человек, о котором идет речь, обладает большой властью.

Калрос многозначительно посмотрел на испачканное кровью мачете.

— Властью? Какой?

— Он — мой капитан. Я служу в отряде гверильясов, набранном из жителей нескольких деревень. Дон Рамон Райас — наш начальник. Он получил свое назначение от самого диктатора, дона Антонио Лопец де Санта-Анны. Каким образом удалось ему добиться этого назначения, я не знаю. Ни для кого не тайна, что до начала войны с американцами он был настоящим сальтеадором.

— То есть, попросту говоря, разбойником?

— Совершенно верно, сеньор капитан.

— Я слышал, что вы бросили ему в лицо это слово. Но почему, собственно, покушался он на вашу жизнь?

— Потому что я мешаю ему. Если бы меня не стало, Лола, моя бедная сестра Лола скорее бы… Карамба!.. Должно быть, вы понимаете, что я хочу сказать…

Объяснения были излишни, но Калрос все-таки счел нужным договорить.

— Сеньор капитан, — продолжал он шепотом, боясь очевидно, чтобы кто-нибудь не услышал его, — я буду вполне откровенен с вами. Вы видели мою сестру. Говорят, ваши белокурые женщины поразительно прекрасны. Может быть, моя Лола не показалась вам уж такой…

Я не перебил его и не признался ему, какой неотразимо очаровательной показалась мне его Лола.

— Хоть я и брат ей, но все-таки скажу, что у нас она считается красавицей.

— Она везде считалась бы красавицей.

— К сожалению, — сказал Калрос, видимо, польщенный моим замечанием, — красота часто приносит девушкам больше горя, чем радости, особенно в тех случаях, когда у них нет денег.

— Больше горя, чем радости? Но почему же?

Я ждал ответа на мой вопрос с нетерпением, о котором и не подозревал молодой харочо.

Неужели же Лола стала жертвой своей красоты?

— Видите ли, сеньор капитан, — продолжал Калрос, — в числе людей, обративших внимание на мою сестру, находится и Рамон Райас.

— Он ваш школьный товарищ, не правда ли?

— Да, мы учились вместе. Это было очень давно. С тех пор мы не видели его до самого последнего времени. Он покинул нашу деревню и поселился в Пуэбло. Проклятый город! Его называют «городом ангелов». Но я знаю, что там творится. Много лет мы ничего не слышали о Рамоне Райасе. Потом пронесся слух, что он сделался сальтеадором.

— А из сальтеадора превратился в офицера мексиканской армии?

— Да, это очень странно. Впрочем, нет. Нам, знающим дона Антонио, это не кажется таким уж поразительным. Рамон Райас не единственный разбойник на его службе. Как я уже сказал вам, я не видал этого человека с тех пор, как мы оба кончили школу. И вот в один прекрасный день он явился к нам с поручением набрать… нет, что я говорю… принудить силою молодых крестьян записаться в солдаты. Я попался вместе с остальными. Из нас составили гверилью, и Райас был назначен нашим капитаном. Вот тут-то он и обратил внимание на Лолу.

— Разве сестра ваша последовала за вами на войну?

— Да, с нами было много женщин. Почти всех моих товарищей сопровождали жены или сестры. Они помогали нам и старались сделать нашу походную жизнь хоть сколько-нибудь сносной. Таков обычай нашей страны, сеньор. Говорят, у вас это не принято?

— Нет, мы считаем, что женщины на войне являются только обузой.

— Пожалуй, это верно, сеньор капитан. Моя бедная сестренка причинила мне немало хлопот. Я принужден был все время защищать ее.

— Защищать? Но от кого же?

— От нашего капитана, дона Рамона Райаса. Он преследовал мою сестру ежедневно, ежечасно, с какой-то жестокой назойливостью. Наконец это стало совершенно нестерпимо. Тогда я…

— Вы отослали ее куда-нибудь?

— Да. Один из моих друзей согласился приютить