Зловещие высокие старики в длинных черных пальто, пытающие насчет него лифтера. Едва ли по делу. В его личном шкафу не было скелетов. Может ли это иметь отношение к необычному рождественскому подарку? Сэм мысленно хмыкнул.

– Но, понимаешь, она моя любимая тетя, – говорила Тина. – И она приехала так внезапно.

Тина оправдывалась за их рождественское свидание. Она подалась вперед, и на Сэма нахлынули теплые чувства к ней.

– Выкинь из головы, – сказал он. – Я знаю, что ты ничего не могла поделать. Немного расстроился, когда ты позвонила, но быстро взял себя в руки. Не зря меня зовут Сэм-который-никогда-не-в-обиде-на-красивую-девушку. Как насчет ланча?

– Ланча? – Она рассеянно взмахнула рукой. – Я обещала Лью, то есть мистеру Найту… Но он не будет возражать, если ты присоединишься.

– Отлично. Идем.

Пора Лью отведать собственного лекарства.

Лью Найт отнесся к ланчу в толпе вместо тесной компании так скверно, как и рассчитывал Сэм. К сожалению, Лью мог описать детали своего грядущего дела, возможные гонорары и славу. После нескольких попыток упомянуть интересное завещание, которое он составлял для «Сомерсета и Оджека», Сэм умолк и погрузился в мечты. Лью мгновенно оставил дело Розенталя против Розенталя и переключил все внимание на Тину.

За окнами ресторана снег превратился в слякоть. В большинстве магазинов снимали рождественские украшения. Сэм заметил детские конструкторы, обрамленные мишурой и присыпанные искусственным снегом. Собери радио, небоскреб, самолет. Но «только “Сделай человека” позволит вам…»

– Я иду домой, – внезапно объявил он. – Вспомнил кое-что важное. Если понадоблюсь, позвоните мне.

Он предоставил Лью полную свободу действий, сказал себе Сэм, усаживаясь в вагоне метро. Но горькая правда заключалась в том, что его присутствие не имело особого значения. Хищный Лью, так его прозвали в юридической школе; с того самого дня, как он обратил внимание на ладные, красиво обтянутые платьем формы Тины, Сэм мог с тем же успехом вооружиться ломом и попытаться проникнуть в Форт-Нокс.

Сегодня Тина не надела его брошь. А вот на мизинце ее правой руки красовалось новенькое блестящее колечко.

– Кому-то везет, – философски размышлял Сэм, – а кому-то нет. Мне не везет.

Но как было бы приятно, если бы ему повезло с Тиной.

Он отпер дверь в свою комнату и с изумлением увидел неубранную кровать, которая своим мятым стоицизмом свидетельствовала о том, что горничная не приходила. Прежде такого не случалось… Ну конечно! Прежде он никогда не запирал дверь в свою комнату. Очевидно, девушка решила, что он не хочет, чтобы его беспокоили.

Возможно, он и не хотел.

Галстуки тети Мэгги оскорбительно сверкали в изножье кровати. Он сунул их в шкаф, снял шляпу и пальто. Подошел к умывальнику и медленно вымыл руки. Повернулся.

Вот оно. Огромный куб, молчаливо маячивший на краю зрения, наконец оказался прямо перед Сэмом. Коробка никуда не делась и, без сомнения, вмещала все диковинные вещи, которые он помнил.

– Откройся, – сказал он, и коробка открылась.

Книжка, по-прежнему раскрытая на металлическом оглавлении, лежала на самом дне, отчасти заходя в отсек со странным аппаратом. Сэм осторожно извлек и то и другое.

Он высвободил книжку и увидел, что аппарат преимущественно представлял собой нечто вроде бинокуляра, удерживаемого на плоской зеленой подставке сооружением из спиралей и трубочек. Сэм перевернул устройство. Снизу уже знакомыми полосатыми буквами было написано: «Совмещенный электронный микроскоп и рабочее место».

Он очень аккуратно поставил аппарат на пол. По очереди извлек другие предметы, от «Детского биокалибратора» до «Мгновенного оживителя». С большим почтением выстроил вдоль коробки пять разноцветных рядов из флаконов с лимфой и баночек с хрящевой основой. Стенки коробки выстилали чрезвычайно тонкие мятые листы, которые при малейшем нажатии на края принимали трехмерные очертания человеческих органов. Их контурами и размером можно было управлять, надавливая на поверхность; бесспорно, это были формы.

Ну и набор. Если во всем этом было что-то сугубо научное, такая коробка могла означать невообразимое богатство. Или крайне полезную славу. Или… должна же она была что-то означать!

Если в ней действительно было хоть что-то научное.

Сэм шлепнулся на кровать и раскрыл книгу на «Детском цветнике биохимии».

В девять вечера он сел на корточки возле «Совмещенного электронного микроскопа и рабочего места» и принялся открывать некоторые бутылочки. В девять сорок семь Сэм Вебер сделал свой первый простой живой организм.

По меркам первой главы Книги Бытия, организм этот не представлял собой ничего особенного. Это была примитивная коричневая плесень, которая под микроскопом робко заглотила кусочек кренделя, выпустила несколько спор и через двадцать минут умерла. Но ее сделал он. Он создал определенную форму жизни, питавшуюся компонентами определенного кренделя; больше она нигде выжить не могла.

Сэм отправился ужинать с твердым намерением напиться. Однако выпив совсем немного, вновь почувствовал себя божественным и поспешил обратно в свою комнату.

Но тем вечером ему больше ни разу не удалось испытать торжества, какое он испытал с коричневой плесенью, хоть он и сделал огромную белковую молекулу, а также целый набор фильтрующихся вирусов.

Сэм позвонил в контору из маленькой аптеки на углу, где обычно завтракал.

– Я буду дома весь день, – сказал он Тине.

Она была немного озадачена. Как и Лью Найт, который схватил трубку.

– Эй, советник, ты что, завел себе практику по соседству? Старина Блэкстоун проворонил кучу дел. Мимо здания уже прогрохотали две скорые.

– Точно, – ответил Сэм. – Я скажу ему, когда он появится.

Приближались выходные, поэтому он решил не ходить в контору и на следующий день. Все равно настоящая работа появится только в понедельник, когда корзина «Сомерсета и Оджека» принесет свое одинокое яйцо.

Прежде чем вернуться в комнату, Сэм купил учебник по современной бактериологии. Было забавно делать – и улучшать! – одноклеточные организмы, само место которых в систематике являлось предметом активных научных дискуссий. Конечно, инструкция к «Сделай человека» давала лишь несколько примеров и общие принципы, но бактериологические описания открывали перед Сэмом неограниченные возможности, словно раковину моллюска.

Что, кстати, было хорошей идеей: он сделал нескольких моллюсков. Раковины получились недостаточно твердыми, и ему не хватило смелости дойти до гастрономической стадии, но эти моллюски определенно были двустворчатыми. Если отточить технику, вопрос еды будет решен.

Следовать инструкциям оказалось нетрудно, а многочисленные иллюстрации приобретали объем, когда открывалась страница. Почти ничто не считалось само собой разумеющимся; за простыми объяснениями следовали сложные. Загадочными были только некоторые аллюзии: «Этот принцип использован в фанфофлинковых игрушках»; «Когда ваши зубы подвергнутся следующему йокекклению или демортонизации, подумайте о Bacterium cyanogenum и ее скромной роли»; «Если в вашем доме есть рубикулярный манекен, вы можете пропустить главу о манекенах».