Мышелов увидел тающие обломки весел, погружающиеся в безмятежные воды залива без единого звука или всплеска, только крошечные водовороты оставались после них на поверхности.

Взлетев невидимо с мостика ледяной галеры-монстра, откуда Оно наблюдало за поражением ужасных ледяных уродов, внезапно растаявших, Существо, одержимое яростью, вернулось в свою тесную черную сферу. Кхахкт изрыгал проклятия голосом, похожим на голос Фафхрда, однако вскоре перешедшим в его обычное карканье:

– Чтоб этим проклятым богам Льдистого острова провалиться на самое дно ада! Но придет и их день, и их гибель! Я знаю, как это сделать, и так будет, а пока я отдохну…

Он смахнул крышку с водяной трубы, скрывающей солнце, и начал начитывать заклинание – сфера начала вращаться, пока солнце не очутилось в верхней ее части, а Великая Субэкваториальная пустыня – в самой нижней. Пахнуло жаром, и Кхахкт, свернувшись, устроился на изображении пустыни и закрыл глаза, бормоча:

– …потому что только Кхахкт посылает холод…

В это время на высочайшей Звездной Пристани Великий Умфорафор слушал рассказ о поражении или, скорее, отступлении и о новом предательстве его дорогих дочерей – рассказ своего взбешенного, разъяренного не менее Кхахкта сына, принца Фарумфара.

А Мышелов, снова повернувшись лицом к огромному белому утесу, вдруг понял, что тот, скорее всего, целиком состоит из соли – отсюда и возникло название этого морского порта, – и что горячие ручьи, стекающие с его склонов, размывают его и потому вода здесь теплее и соленее, чем в океане, и что именно поэтому растаяла ледяная галера-монстр. А она ведь была построена из магического льда, который и крепче и слабее обычного, подумал Мышелов, – так же как магия, и сильнее и слабее жизни.

Они с Фафхрдом с радостным облегчением смотрели на длинный причал, а их корабли подходили все ближе к пристани – и друзья уже видели две стройные фигурки, высокую и пониже, стоявшие несколько в стороне от других встречающих; и по украшениям девушек, по их горделивым позам и неброским, но богатым одеждам – синевато-серым на одной, ржаво-красным на другой – нетрудно было догадаться, что они занимают достаточно высокое положение в Совете Льдистого острова.

Льдистый остров

Фафхрд и Серый Мышелов, дождавшись, когда носовые и кормовые швартовы «Морского ястреба» и «Бродяги» будут закреплены вокруг больших деревянных тумб на берегу, легко, несмотря на полное изнеможение, перепрыгнули на причал, ибо знали, что капитанам не к лицу выказывать усталость. Подойдя друг к другу, они обнялись, а потом повернулись к толпе жителей Льдистого острова, которые, выстроившись полукругом, наблюдали за драматическим прибытием и швартовкой их побитых бурями, покрытых соленой коркой кораблей.

За спинами людей раскинулась сама Соленая Гавань – маленькие, прочные, приземистые, как того требует суровый северный климат, домишки, крашенные некогда в синий, зеленый и фиолетовый цвета, ныне выцветшие на ветру до серого единообразия, которое нарушали только ближайшие к пристани грязные строения зловеще красных и желтых тонов.

Дальше за Соленой Гаванью тянулись низкие, покрытые мхом и вереском серо-зеленые холмы, которые упирались в серо-белую стену огромного глетчера, чьи вековые льды, в свою очередь, упирались в обрывистый склон действующего вулкана, в данный момент извергавшего раскаленную докрасна лаву и черные клубы дыма, но который тем не менее показался Фафхрду и Мышелову гораздо меньше, чем когда они увидели его впервые с борта корабля.

Толпу собравшихся возглавляли рослые, крепко сбитые мужчины с невозмутимыми лицами, в рыбацких куртках, штанах и ботинках. Почти каждый имел при себе четырехгранную дубинку, и по тому, как держали они это грозное оружие, было понятно, что они хорошо знают, как с ним управляться. Все с любопытством, хотя и сдержанным, разглядывали обоих капитанов и их корабли – «Бродягу» Мышелова, широкобокое и несколько неуклюжее торговое судно, команду которого составляли несколько минголов и отряд дисциплинированных (о диво!) воров, и «Морской ястреб» Фафхрда, грузовой вельбот с экипажем дисциплинированных (если такое вообще возможно) берсерков. Швартовкой занимались соскочившие на пристань капрал Фафхрда Скор, капрал Мышелова Пшаури и еще два матроса.

Толпа была столь безмолвна и столь невозмутима, что Фафхрд с Мышеловом сначала озадачились, а потом почувствовали даже некоторое раздражение. Они приплыли в такую даль, такие страшные преодолели опасности, дабы помочь защитить остров Льдистый от вторжения обезумевших пиратов-минголов, решивших завоевать весь мир, и что? Никакой радости не видать, одни только флегматичные оценивающие взоры. Где приветственные крики, пляски, девушки с цветами, или что тут на севере растет? Правда, один из рыбаков держал на плече коромысло с двумя дымящимися котлами рыбного варева, что как будто сулило угощение и радушный прием, но до сих пор им никто еще ничего не предложил!

Аппетитный запах тушеной рыбы донесся и до обоих экипажей, члены которых стояли на борту в позах, свидетельствовавших об их крайней усталости и упадке духа, – они были измотаны не меньше своих капитанов и не имели нужды это скрывать, – и глаза моряков медленно прояснились, а челюсти машинально задвигались. Позади них, под солнцем, озарявшим уютную гавань, небеса над которой еще так недавно были черным-черны, стояли на якоре многочисленные мелкие рыбачьи суденышки, в основном местные, чьи красивые корпуса напоминали дельфиньи тела, но среди них виднелись и те, что явно приплыли издалека, – небольшой торговый галеон из Восточных земель, клешитская джонка (удивительно!) и парочка скромных, но непривычного вида кораблей, пришедших, судя по всему, из морей за Невоном. (Среди рослых жителей Льдистого острова на пристани находились и моряки из далеких портов.)

Наконец островитянин, который стоял ближе всех, в сопровождении еще парочки молча двинулся к нашим героям. Он остановился в каком-нибудь ярде от них, но не проронил ни звука. Казалось, он и смотрит-то не на них, а мимо, на корабли и матросов, и производит в уме некие глубокомысленные расчеты. Ростом все трое были ничуть не ниже Фафхрда и его берсерков.

Фафхрду и Мышелову не без труда удавалось сохранять достоинство. Однако первыми начинать разговор с человеком, который предположительно являлся их должником, они не желали.

Человек этот как будто завершил наконец свои расчеты и заговорил на нижнеланкмарском наречии, принятом среди торговцев на севере:

– Я Гронигер, корабельный мастер Соленой Гавани. По моим прикидкам, на ремонт кораблей и на то, чтобы запастись вам провизией, уйдет добрая неделя. Вашим экипажам будут предоставлены кров и питание в квартале торговцев.

Он показал на убогие красные и желтые домишки.

– Благодарю вас, – степенно сказал Фафхрд.

И Мышелов холодно откликнулся эхом:

– Огромное спасибо.

На горячее приветствие это мало смахивало, но хоть что-то!

Гронигер