– Ах, я позорюсь, значит, да, – выдохнула женщина, тяжело дыша и схватилась за медальон сердца на груди.

Зал замер. Ксайрон непроизвольно потянулся к своему медальону.

Каждый мальчик при рождении получал такой – в нем заключалась частичка его сущности. Когда приходило время, мужчина передавал его своей избраннице, а она отдавала маленький кинжал жизни. При этом что кинжал, что медальон оставляли после себя шрам. Так проходил ритуал соединения двух сердец, более важный и далекий от формальности, чем свадьба у представителей других народов. Если женщина срывала медальон, открывался шрам на груди мужа. Этот шаг означал не просто развод, но еще и жестокий удар по мужчине как на физическом, так и на астральном плане существования. От открывшейся раны можно было умереть, как сейчас медленно умирала княгиня Илирана.

– П-пог-годи… ты ч-что зад-думала… – беспомощно вытянул руки кузнец.

– Я давала обет умному работящему мужу, а не тупице, что верит первому встречному кликуше, – с болью выдавила из себя женщина. – Одумайся или не увидишь меня боле.

– Ты его так убить можешь, – тихо заметил Ксайрон и со страхом увидел, как белая тень стала ближе к мужчине.

– Одним дураком станет меньше, – ее голос дрогнул, но рука не опустилась.

– Но тогда и ты… – осторожно продолжил Ксай.

– Пусть…

– Но разве он не прав? – кузнец осторожно придвинулся к жене, но та отступила. – Нам нужен сильный князь, а не мальчишка, который мнется и не может решиться ни на что.

– Простите, мы тут проездом, – решил вступиться Ксайрон, пока не случилось трагедии. – И все никак не можем понять, что происходит в Ильмарисе?

– Что происходит?! – удивленно повернулся к нему кузнец, а с ним и все в зале. – Князь у нас погиб, вот что.

– А сынок его вот уже одиннадцатый месяц мнется и присягу народу не дает, – добавил мужчина за соседним столом. – Зачем нам такой нерешительный князь?

– Пусть отдает власть кому-то более стойкому! – донеслось из зала.

– Понятно, – невозмутимо кивнул Ксайрон и плавно поднялся. – Я верно понял, что из-за пустого трона у тебя молот в руках не держится и огонь в горне не горит? А у вас коровы навоз не дают, кони спотыкаются и плуги гнутся? – посмотрел он на народ в зале. – Наверное, и у ткачей станки ломаются, да?

Послышался тихий смешок. Потом еще один. За ними последовали одобрительные шепотки. У кузнеца вытянулось лицо от удивления.

– Нет, но… кхм… это же не порядок, – произнес сбитый с толку кузнец. – Каждый должен быть на своем месте – я в кузне, пахарь в поле, а князь на троне. Если его там нет, то почему я должен быть на своем? – отчеканил он вряд ли свои мысли, как показалось Ксайрону.

– Потому что это твое место, твоя работа, которую за тебя никто не сделает. А у него своя работа, которую он так или иначе выполняет, – отвечал княжич, едва сдерживаясь, чтобы не начать говорить с этим здоровым мужиком как с малым ребенком. – Вот, скажем, придет к тебе скорняк и начнет говорить, что ты молот не стой стороны держишь и лошадь не так подковываешь. Что ты ему ответишь?

– Что б шел подальше со своими советами, – возмутился кузнец.

– Тогда почему ты считаешь, что имеешь право диктовать княжичу, что и как делать ему? Сейчас он под вашим давлением принесет присягу, а дальше что? Будешь советовать, куда стаи отправлять и какие налоги собирать? – с насмешкой уточнил Ксай. – Или все же каждый должен своим делом заниматься?

– Но он же не занимается… – пробубнил совсем стушевавшийся кузнец.

– Откуда ты знаешь, ты свечку держал?

– Нет, но народ говорит… И ведь повсюду так… Там наводнение, тут сход лавины.

– А почему? Что, князь Фэлдор к каждому заклинателю лично подходил и указывал «тучку развей, речку заговори, червячков примани»? Или все же каждый сам знал, что и когда ему делать? А сейчас они, как и все вы, – синие глаза грозно и с осуждением обвели зал, – перестали выполнять свою работу только потому, что кто-то им что-то сказал.

Повисла неловкая пауза. Всего несколько секунд назад эти эльери улыбались, а теперь опустили глаза, стали переглядываться, кончики острых ушей тут и там наливались малиновым цветом.

– Вы правы: на троне должен сидеть князь, – нарушил Ксайрон тишину. – Но его обязанность следить за безопасностью в княжестве, за соблюдением законов. И бороться с Орденом Порядка. Ваша обязанность хорошо выполнять свою работу и жить по законам княжества и собственной совести. От того, что новый князь не приносит присягу, княжество не развалится еще шесть месяцев. Но если все вы перестанете выполнять свою работу, княжество придет в запустение в течение одного месяца. Князь займет свое место, но с чем останетесь вы? С пустыми полями и холодными горнами? Гниющими шкурами и засохшей глиной? Что вы будете есть и чем кормить детей?

Пока он говорил, дверь тихо открылась и впустила кого-то. Теперь же снова стало тихо. Народ сидел понурый и задумчивый. А потом сначала один, потом другой поднимались, оставляли плату за выпивку на столах и уходили.

– Пропью я сегодня последнее, а завтра что, подметки грызть? – ворчал один.

– Я сыну лошадь обещал вырезать, а сам тут сижу, языком чешу, – говорил недовольно другой.

– Они на нас чем-то воздействовали, что все так легко им поверили? – тихо и удивленно произнес кузнец и обнял жену, а она отпустила медальон под выдох облегчения Ксая.

– Тут все им поверили? – спросил он.

– Нет, но многие. Прости меня, милая, я дурак… – искренне повинился кузнец и щенячьими глазами посмотрел на жену.

– Я люблю тебя, дорогой, только не делай так больше, не вынуждай меня, – вздохнула она и положила голову ему на грудь.

– Значит, магию не применяли, только нашли убедительные слова, очень удобные и простые, – заметил Ксай и деликатно отвернулся от слишком личной сцены. – Легко последовать совету ничего не делать.

– А ты сам кто такой умный? – вдруг прищурился кузнец.

– Да просто мимо прохожу по своим делам. Вот интересно стало, почему в середине весны уже которая деревня по кабакам сидит и