одобрил декрет о земле, согласно которому управление «всеми без исключения национализированными предприятиями и землями, лесами, водами и другими угодьями Кубанской области принадлежит краевой власти»[933]. Начавшийся раздел земель мгновенно вызвал враждебность казачества и зажиточных иногородцев к большевикам. Последние же, опираясь на поддержку крестьян, присоединили к Кубанщине Черноморскую губернию, провозгласили Северо-Кавказскую советскую республику, приобщив еще и район Терека, Ставрополье и горные районы, чем был окончательно «размыт» бывший украинский характер Кубани.

Правда, проукраински настроенные лидеры национального движения, группировавшиеся вокруг Кубанской Рады, невзирая на свое незавидное положение (находились лишь на незначительной части кубанской территории – узкая полоса на севере, прилегающая к Дону), зависящее от воли добровольцев, не теряли надежд на перемены. Тут свою роль играли и сигналы, приходившие от руководства Украинской Державы, лично от П. П. Скоропадского. По утверждениям министра зарубежных дел Украинской Державы Д. И. Дорошенко, гетманское правительство смотрело «на Кубань, как на часть украинской земли, которая раньше или позже должна присоединиться к Украине или как автономная область, или на федеративных основаниях»[934].

Определенные перспективы при этом связывались и с тем, что во главе кубанского руководства, правительства находились украинские патриоты Л. Л. Быч, Н. С. Рябовол и др.

23 мая 1918 г. в Киев прибыла Кубанская делегация: Н. С. Рябовол (глава Кубанской Законодательной Рады), его заместитель Султан Шахим-Гирей (глава комитета кавказских горцев), члены К. А. Бескровный, Г. И. Омельченко, П. Каплан, Д. Е. Скопцов[935].

Делегация была принята с большим почетом. 3 июня в гетманской резиденции был устроен торжественный завтрак. С украинской стороны были премьер-министр Ф. А. Лизогуб, министры Д. И. Дорошенко, А. Ф. Рогоза, другие высокие чиновники. Обращаясь к гостям, П. П. Скоропадский сказал: «Я очень рад, что в вашем лице, кубанские казаки, я могу приветствовать наследников славного запорожского войска, которые своей неустанной борьбой за волю Украины вынуждены были с бурного Днепра перейти к Кавказским горам, где все-таки, несмотря на разные преграды жизни, оставались верными сыновьями родной Неньки-Украины. С учетом этого я надеюсь, что славные Кубанцы пойдут вместе с молодой Украинской Державой, чтобы осуществить те горячие мечты, которые являлись руководящей звездой для наших родителей»[936].

В ответ делегаты-кубанцы на привычном для них украинском языке (говоре) заверили гетмана в том, что «Кубань будет всегда жить в полном единении со своей Ненькой-Украиной»[937]. За дружбу и союз с украинцами призывал от имени горцев и Султан-Гирей[938].

Д. И. Дорошенко заключил с кубанцами тайное (устное) соглашение – вести дело к присоединению Кубани к Украине, а для начала – об установлении сообщения с Кубанью через Ростов и Керченский пролив[939]. Однако, один из делегатов, русский по национальности, сообщил о сговоре генералу А. В. Черячукину, исполнявшему обязанности посла Всевеликого Войска Донского в Украинской Державе. Срочно проинформированное в соответствующем ключе Кубанское правительство, тоже поспешило прислать инструкцию делегации не заходить так далеко в переговорах с Украиной, ограничившись просьбой о помощи оружием. Такая помощь была оказана. Уже в конце июня в распоряжение Кубанского правительства был отправлен первый транспорт с оружием: 9700 винтовок, 5 миллионов патронов и 50 тыс. артиллерийских снарядов. В июле было поставлено дополнительно 3 батареи по 4 пушки в каждой, несколько сотен пулеметов, много другого оружия и снаряжения[940].

Мотивы поведения гетманской власти и логику дальнейших действий разъяснил позднее Д. И. Дорошенко – главная фигура во всем «кубанском деле». «Именно в то время, – замечает он, – армия добровольцев под руководством ген. Алексеева готовилась к походу на Екатеринодар. Было ясно, что кто освободит Кубань от большевиков, чинивших страшные зверства и опустошения в крае, тот завоюет себе окончательные симпатии населения и к тому прислонятся кубанские казаки.

Потому министр зарубежных стран договорился с украинскими делегатами Кубани, что будет стараться, чтобы из Украины было послано в помощь Кубани все, что только будет можно. Имелась в виду дивизия генерала Г. З. Натиева, расположенная тогда в восточной части Харьковщины, вдоль границы. Она насчитывала в себе около 15 000 человек. «Гетман в целом одобрил план – послать эту дивизию к Азовскому побережью, посадить на корабли и осуществить десант на Кубанском побережье. Тем временем на Кубани вспыхнуло бы уже подготовленное восстание и с его помощью можно было бы выгнать из края большевиков, которым угрожали с севера и с северного востока донцами и добровольцами. Важно было опередить ген. Алексеева, захватить Екатеринодар и тогда было бы возможно провозгласить объединение Кубани с Украиной»[941].

Непросто оказалось уговорить немецкие оккупационные власти (истинных хозяев положения в Украине) дать согласие на задуманную операцию. Немцы пообещали заменить дивизию генерала Г. З. Натиева на большевистском фронте своими воинами и помочь в организации десанта.

Когда были утрясены все планы, все детали, подготовлены к отправке воины, надежды вдруг быстро разрушились. «…Дело разбилось из-за двойственной политики немцев и из-за саботажа, или точнее, предательства одного из высоких чинов украинского военного министерства: очевидно, пребывая в отношениях с ген. Алексеевым и содействуя его планам, этот господин намеренно затягивал дело, не считаясь с выразительными приказами Гетмана и военного министра, оттягивал под разными причинами начало операций, а тем временем Алексеев быстренько отправился в поход, захватив Екатеринодар и быстрым маршем двигался к Новороссийску. Тогда немцы заявили, что уже поздно, что они не могут допустить вооруженного столкновения между украинскими и российскими добровольцами»[942].

В мемуарах Д. И. Дорошенко добавил к отмеченному следующее: немцы, «как правило, в отношениях с нами вели двойную игру; в целой этой истории, кроме украинского генерала с немецкой фамилией, правдоподобно, принимали участие немецкие воинские круги, начавшие какую-то особую политику заигрывания, с армией российских добровольцев»[943].

Таким образом, вместо дружественной, родственной Кубани образовалась занятая Добровольческой армией территория, как элемент возрождения единой и неделимой России. Кубанская Рада вынуждена была покориться силе…

Правда, и в Украине, и на Кубани еще на что-то надеялись. Министерство зарубежных стран Украинской Державы разными путями оказывало материальную помощь силам и людям на Кубани, настроенным проукраински. Однако это касалось главным образом пропагандистской деятельности.

Очевидно, о намерениях, планах и предпринимаемых тайных шагах и руководства Украинской Державы и Кубанской Краевой Рады в украинских, да и российских правящих кругах не были достаточно осведомлены (во всяком случае, такой информации, как, например, о контактах гетманской администрации со Всевеликим Войском Донским). Может быть поэтому вопрос о Кубани на киевских мирных переговорах звучал лишь спорадически, что называется, «вскользь» и без намеков на какую-либо связь с вышеупомянутыми. Представители РСФСР просто и мысли не допускали о каких бы то ни было иных комбинациях, кроме принадлежности Кубани России.

Так, в интервью одного из руководителей