Джим Маккой, Терри Уэйклифф и Пол Грей сходились во мнении, что Уиггинз ни с кем не общается потому, что сейчас он пилот. Кроме того, он входил в экипаж Сатеруэйта, и, возможно, это была для него достаточная причина, чтобы не слишком любить прошлое.

— Я все-таки постараюсь отыскать его, — сказал Джим. — Думаю, Чип даже не знает о судьбе Вилли.

Сатеруэйт сделал еще глоток виски, посмотрел на часы, затем на дверь.

— Да, надо бы ему сказать, — согласился он. — Чип любил покойного Вилли Хамбрехта.

— Я обязательно разыщу Чипа, — пообещал Джим. Он не знал, что еще сказать, понимая, что Билл Сатеруэйт палец о палец не ударит, чтобы поддерживать связь между однополчанами. В основном этим занимались сам Джим и Терри Уэйклифф.

С того момента, как Джим Маккой получил должность директора Музея авиации на Лонг-Айленде, он превратился в неофициального секретаря их небольшого неформального сообщества. Это всех устраивало, поскольку у него имелся офис с телефоном, факсом и электронной почтой. Терри Уэйклифф как бы исполнял роль президента, однако его работа в Пентагоне делала его по большей части недосягаемым и Джим Маккой звонил ему только в исключительных случаях. Ничего, скоро они все станут пенсионерами, свободного времени тогда будет полно. Можно будет встречаться, когда захочешь.

— У тебя что, сегодня полет? — спросил Джим у Билла.

— Да, но пассажир что-то запаздывает.

— Билл, ты пьешь?

— Ты рехнулся? Перед полетом? Ради Бога, я же профессионал.

— Ладно… — Джим не поверил Биллу, и оставалось только надеяться, что и насчет полета тот тоже соврал. Воспользовавшись паузой, Маккой вспомнил однополчан: Стив Кокс — погиб во время войны в Персидском заливе; Вилли Хамбрехт — убит в Англии; Терри Уэйклифф — завершает блестящую военную карьеру; Пол Грей — успешный предприниматель; Боб Каллум — погибает от рака в Колорадо; Чип Уиггинз — пропал без вести, но надо думать, что у него все в порядке; Билл Сатеруэйт — жалкий призрак былого офицера. Наконец, он сам, Джим Маккой, — директор музея, работа хорошая, но малооплачиваемая. Из восьми человек двое мертвы, один умирает от рака, один спивается, один куда-то пропал, а трое на данный момент в порядке. — Надо нам всем слетать навестить Боба, — предложил Джим. — Откладывать нельзя, я продумаю, как это устроить. Ты не против, Билл?

Несколько секунд Билл молчал, затем торопливо ответил:

— Нет, конечно, нет.

— Тогда до встречи, дружище.

— Да… до встречи. — Билл положил телефонную трубку на рычаг и потер влажные глаза. Затем сделал еще один глоток виски и сунул бутылку к себе в сумку.

Он встал и оглядел свой убогий офис. На дальней стене висели флаг штата Южная Каролина и знамя Конфедерации, которое он повесил сюда только потому, что многие считали его оскорбительным. По мнению Билла, вся страна катилась к черту, потому что ею управляли умеющие только хорошо трепать языком политиканы. Хотя Билл Сатеруэйт был родом из Индианы, ему нравился Юг — если не считать жару и большую влажность, — нравилось отношение южан к жизни и, в конце концов, нравился флаг Конфедерации. И плевать на всех.

На боковой стене висела огромная аэронавигационная карта, а рядом с ней старый плакат, выгоревший и сморщившийся от влажности. Это была фотография Муамара Каддафи, голову которого окружала большая мишень. Билл взял со стола дротик и метнул его в плакат. Дротик угодил прямо в центр лба Каддафи, и Билл радостно воскликнул:

— Вот так! Получай!

Затем он подошел к окну и посмотрел на чистое солнечное небо.

— Хороший денек для полетов.

Билл увидел, что один из двух его самолетов, а именно учебный «Чероки-140», как раз только что оторвался от взлетной полосы. Самолет раскачивал крыльями, по мере того, как обучаемый набирал высоту.

Билл продолжал наблюдать. «Чероки» уже почти скрылся из вида, но все равно раскачивал крыльями. Билл почувствовал облегчение от того, что не он выполняет роль инструктора, сидя в кабине рядом с обучаемым юнцом. Этот мальчишка понятия не имеет, что такое авиация, но у него полно денег. В те времена, когда Билл и сам только начинал летать, таких безжалостно отбраковывали, а теперь приходится ублажать их. Мальчишка не собирался участвовать в бою, а полетать решил просто так, от нечего делать. Да, эта страна стремительно катится в ад.

Да еще куда-то делся пассажир, иностранец, наверное, незаконный иммигрант, снабжающий всякой дрянью наркоманов в Филли. Ладно, во всяком случае, он ничего не скажет, если учует запах виски.

Билл вернулся к столу и проверил свои записи. Алессандро Фанини. Должно быть, латинос или итальяшка. Ладно, лучше уж итальяшка, чем какой-нибудь Педро с южной границы.

— Добрый день.

Сатеруэйт резко обернулся и увидел высокого мужчину в солнцезащитных очках.

— Я Алессандро Фанини, прошу прощения за опоздание.

Билл бросил взгляд на настенные часы.

— Нет проблем, вы опоздали всего на полчаса.

Мужчины сделали шаг друг к другу, и Билл протянул руку. Халил пожал ее и объяснил:

— У меня была встреча в Чарлстоне, поэтому я и задержался.

— Да ничего страшного. — Пассажир держал в руке чемодан, и Билл спросил: — Это все ваши вещи?

— Я оставил багаж в отеле в Чарлстоне.

Оценив хороший серый костюм пассажира, Билл сказал:

— Надеюсь, вас не смущает, что я в джинсах и в футболке?

— Нет, ничуть, лишь бы вам было удобно. Но, как я говорил, мы останемся там ночевать.

— Да, я взял с собой вещи. — Билл кивнул в сторону сумки, стоявшей на грязном полу. — А позже сюда придет моя подружка и все закроет.

— Отлично. Вы вернетесь завтра в полдень.

— Да когда угодно.

— Свою машину я оставил возле главного здания. С ней там ничего не случится?

— Не беспокойтесь. — Сатеруэйт подошел к своей сумке. — Готовы? — Он проследил за взглядом пассажира, уставившегося на портрет Каддафи. Сатеруэйт усмехнулся и спросил: — Знаете, кто это такой?

— Конечно, знаю, — ответил Халил. — Этот человек доставил много неприятностей моей стране.

— Вот как? Значит, и вас достал этот гребаный мистер Каддафи?

— Да. Он много раз угрожал нам.

— А знаете, я ведь едва не убил этого ублюдка.

— Правда?

— Вы из Италии?

— Я с Сицилии.

— Не шутите? Мне как-то раз пришлось садиться на Сицилии, когда у меня кончилось топливо. Но это долгая история, и мне не разрешено говорить об этом. Забудем.

— Как вам будет угодно.

— Ну ладно, тогда пойдемте.

— О, подождите минутку. У меня несколько изменились планы, и я хочу поговорить с вами об этом.