— Да как я его остановлю? Он же архангел!

— Был архангел! Теперь он демон!

— Какая разница! Отроду я не сражался ни с архангелами, ни с демонами!

— Да, но больше некому, — печально ответил Дубан.

Скрижаль на Черном камне светилась как раскаленный пузырь выдуваемого стекла. Никакой другой постамент не выдержал бы ее, но Черный камень стоял неколебимо, равно поглощая и свет и мрак…

В вышине двумя обугленными радугами пульсировали и переливались азаиловы крылья.

— Внимание отвлекает! — сообразил Гиви, — не глядите на него. Мишу, Мишу надо остановить!

Шендерович продолжал что-то выкрикивать хрипло и неразборчиво, даже отсюда было видно, как чудовищно исказилось его лицо.

— Миша! — ревел Гиви, — Это не ты! Это Азаил! Он не может выпустить их своими руками! Ему нужен человек! Потомок Еноха!

Шендерович поглядел в его сторону, как-то странно улыбнулся и вновь воздел руки, повторяя жест Азаила.

— Гиви, не унижайся! — воскликнула Алка, пылая грозной суккубовой красотой, — вспомни, кто ты есть и чей перстень горит на твоей руке!

Гиви опустил глаза. Кольцо на руке пылало чистым белым огнем.

— Сейчас! — Гиви ухватился за кольцо, которое почему-то обжигало холодом, — как ты сказал, Яни? Шиму-Паним-ал-Паним? А, ладно! Вот, я, мудрый, я могучий, я, повелитель джиннов, я, это… Гивимелех? Нет, это я, строитель Престола, велю тебе, Азаил, удалиться во мрак, из коего ты… Короче, вали откуда пришел! ШИМУ-ПАНИМ-АЛ-ПАНИМ!

По земле, разметав языки пламени, пронесся порыв прохладного ветра.

Гул из пропасти стал громче, перешел в вой — теперь в нем слышались нотки страха.

Крылья Азаила налились чернотой и выгнулись шатром, сквозь антрацитовые перепонки проступили ночные звезды.

— Звезда-близнец! — пробормотал Дубан.

Гиви стоял полусогнувшись, шатаясь как бы от непомерной тяжести, с пальцев его срывались белые молнии. Скала под Гиви прогибалась.

— Ну, командир! — восторженно орал Яни, — ну, перегрузочка! Восемь «же», не меньше!

Скрижаль вспухала и колыхалась над камнем. Огненные письмена опоясывали ее сплошными полосами. Шендерович зачарованно продолжал размахивать руками, подпрыгивая на месте.

— Стреляй, Яни! — прохрипел Гиви, — я его не удержу! Стреляй!

— Так я уж стрелял! Не берет!

— Бей по скрижали! По скрижали!

— Из подствольника вмажь, — дружелюбно посоветовала Алка.

— Одна граната, командир, — предупредил Яни.

— Миша! Ложись! А, черт! Огонь! Прости, Миша!

Яни прищурил глаз и нажал на спуск.

Огненный пузырь дрогнул, заколебался и лопнул, разбросав вокруг багровые шарики света. Из пропасти раздался многоголосый, отчаянный крик, перешедший в жалобный пронзительный замирающий визг.

Азаил черной кометой сорвался со скалы, пронесся сквозь языки огня и, сложив крылья, рухнул в смыкающуюся пасть земли.

Откуда-то издалека, из ущелья донесся отчаянный рев нубийских ослов.

Земля тяжко вздохнула, как одолеваемое сном животное, вздрогнула, успокаиваясь, легче, еще легче, и все стихло.

* * *

Гиви обессиленно опустился на скалу.

— Тебе плохо, повелитель? — встревожился Джамаль.

— Уже нет, — печально ответил Гиви, — мне хорошо. И вообще, отвали, о, Джамаль, видеть тебя не могу.

Дубан поднимался с земли, отряхивая мантию.

— Скрижаль Разиэля ушла из мира, — сообщил он.

— Ага, — согласился Гиви, — вместе с Азаилом.

— Ну, Азаил никогда не уходит насовсем, — вздохнул Дубан, — но вот скрижаль… все знания! Вся сила, еще с допотопных времен!

— Да какие там знания, — отмахнулся Гиви, — что же до силы… вряд ли нашлась бы сила, способная справиться с этой силой…

— Кроме тебя, о, повелитель, — льстиво сказал неутомимый Джамаль.

Эх, думал Гиви, вот это настоящий царедворец! Какая школа!

— Быть может, все же, он неправильно ее читал, — упорствовал Дубан, — не тот царь попался! Вот ежели бы ее прочесть по-другому!

— Ее нельзя прочесть по-другому, о, Дубан! Как ни читай, все равно выйдет «Йаджудж и Маджудж». И «Конец света».

— Но Разиэль… Покровитель слабых! Разве он стал бы писать такое?

— Да разве ты не понял, Дубан? — устало сказал Гиви, — никогда Разиэль не писал эту книгу. Ее Азаил писал. Скрижаль, пережившую Потоп. И писана она была им исключительно для того, чтобы руками сынов Адама выпустить Йаджудж и Маджудж. Ибо сам он был бессилен то сделать.

— Но зачем? — удивился Яни, — ну ладно, он такая сволочь, но зачем ему были эти Йаджудж и Маджудж? Ты ж их видел! Ну, вылезли бы они оттуда — и хана человечеству! Все бы подмели!

— Да ложил он на человечество! Он ради них старался! Ради них самих!

— Но ему-то с них что?

— Они его дети, — вздохнул Гиви, — в этом-то все и дело…

— Его кровные чада, — кивнул Дубан, — неисчислимые, необузданные, запертые Господом в неизбывном мраке, в темнице, куда вечно ниспадают столбы темного огня, где положил Он им пребывать, покуда не постигнет их великий суд и не окончится их вина, в Год Тайны. Однако ж ни у них, ни у отца их не достало силы ждать конца времен.

* * *

— Как Миша себя чувствует? — осторожно спросил Гиви.

Дубан небрежно поиграл ланцетом.

— Я пустил ему кровь, о, Гиви, — зловеще произнес он. Потом успокоительно добавил:

— И он, конечно, после столь пользительной процедуры, чувствует себя гораздо лучше!

— Его здорово шарахнуло, — посочувствовал Гиви, — ничего, теперь отдохнет. На мягких подушках, в шатре, устланном коврами… И лично я бы настоятельно советовал поить его медом и гранатовым соком, ибо никаких других толковых снадобий в Ираме нет.

— Упомянутые снадобья, — буркнул Дубан, — уже понесла ему сия ваша спутница. И, надо сказать, все еще пользует его, ибо сердце ее трепетно отзывается на все нужды болящего.

— А! — уныло произнес Гиви, — Аллотерапия. Надеюсь, ему поможет.

Дубан всем своим видом выразил сомнение по этому поводу.

— Я бы рискнул утверждать обратное, — сказал он, — однако ж, мой личный опыт в лечении такого рода явно недостаточен.

— Тебе тоже надо отдохнуть, о, спаситель мира, — льстиво произнес Джамаль, — ибо, хотя тебя и не сотрясло столь страшным сотрясением, битва исполинов обессилила и тебя. Я, верный, говорю тебе, отдохни. А мы, скромные, займемся насущными делами.