– Я давно хотел спросить, почему ты принял такое решение. Ведь ссоры с Макарием у тебя не было.

– Ссоры не было, а вот то, что он встал на сторону бояр, выступил против Адашева, не могло не вызвать моего несогласия.

Государь вновь вытер пот, отбросив в стороны длинные пряди, уже изрядно побитые сединой.

– Нет, в палатах очень натоплено. – Он крикнул слугу и приказал, чтобы убавили огонь в печи. – Чего так топят, когда весна уже наступила?

– Это еще не весна. Зима пока правит, государь, снега много, морозец, ветер стылый.

– Ладно. Я сейчас размышляю, что делать с Боярской думой. Я увеличил ее состав, но те персоны, которые упрямо стоят против всего нового, все еще очень сильны.

– Еще бы. Своим намерением ликвидировать кормление ты наносишь новый серьезный удар по интересам боярства, резко ограничиваешь его участие в управлении страной. Это ведет к потере значительной части личных доходов. Понятно, что дума никогда не примет подобный законопроект.

Иван повысил голос:

– Это ясно, но как понимать отказ тех же бояр обсуждать вопросы казанского строения? Мы имеем восстание черемисов в Поволжье. Попытки создания нового союза татарских государств с центром в крепости Чалыме во главе с Али-Акрамом, сыном мурзы Юсуфа. Как это понимать и расценивать? Не иначе как провокацию и мелкую, подлую месть. Но кому? Своему государству?

– Идя к тебе, я встретил князя Курбского. У того есть простое решение всех этих вопросов.

– Да слышал я. Разогнать думу, создать новую, недовольных отправить в опалу. Действительно, что проще? Издать прямой указ, утвердить его на совете ближних бояр, подкрепить согласием лояльных членов думы, и все. Но, Дмитрий, это будет означать крах всех моих дел, реформ. Зачем нужен судебник, коли государь волен обходить его? Что это за свод законов, коим можно пренебрегать? В одно мгновение уничтожить то, что создавалось годами тяжких трудов? Все это ради прихоти десятка бояр? Этого не будет. Боярам, противникам перемен, придется уступить. Но казнить я их не буду.

Ургин согласился:

– Несомненно, государь! На твоей стороне вся мощь государства, дворянство, укрепившее свои позиции, а главное, народ, благодарный тебе за освобождение русских рабов-полоняников, за победу над извечным врагом. Вот этому боярам противопоставить нечего. Только капризы да обиды. Но нельзя позволять им своевольничать и дальше.

– Разберемся. Ну вот, велишь немного убавить огонь, так слуги совсем загасят его. Зябко стало.

Дмитрий внимательно посмотрел на Ивана. Царь побледнел, в его глазах светился нехороший блеск, дыхание потяжелело.

– Государь, вижу, что захворал ты серьезно. Ложись в постель, а я лекарей позову.

– Погоди, Дмитрий, в постель всегда успею.

В палаты вошел Адашев. Видимо, он уже заходил к царю, так как не поздоровался, лишь кивнул Ургину.

– Государь, гонец из Казани прибыл.

– Ну? Что говорит?

– Ему велено передать тебе жалобы наших купцов, чиновников, простых людей.

– Не тяни, Алексей.

– Народ жалуется, что участились нападения на русских гонцов, купцов, другой люд по дороге от Васильсурска до Свияжска и Казани.

– А что войска в Свияжске?

– Противостоят басурманам как могут, бьют нехристей, но ты же знаешь степняков. Налетят саранчой, разорят обоз и быстро восвояси. Крупные отряды мы разгромили, малые остались. На горной стороне безобразничают люди какого-то Зейзента. В общем, нашему наместнику требуется помощь, дополнительная рать, чтобы жестоко покарать разбойников.

– Передай в Казань и Свияжск, пусть сами шевелятся. Помощь будет, но не раньше лета. Не хотят басурмане жить с нами в мире и согласии, заставим, не одумаются, не прекратят безобразничать, разбойничать, уничтожим. Жестоко подавим всякое сопротивление, а Чалымскую крепость и другие укрепленные пункты сотрем с лица земли. Сказанное мною должно быть передано наместнику, от него казанским мурзам и далее, в степи и леса. Что у тебя еще, Алексей?

– Все, государь.

– Тогда ступайте с Дмитрием. Я пойду прилягу, что-то мне совсем дурно становится. Все тело словно огнем взялось.

Иван поднялся с кресла, опираясь на посох, и покачнулся. Ургин с Адашевым бросились к нему, подхватили. Царь потерял сознание.

– Быстро в опочивальню его! – крикнул Дмитрий.

Слуги перенесли Ивана, уложили в постель. Адашев приказал срочно вызвать лекаря.

Тут с прогулки явилась Анастасия и упала на колени перед постелью.

– Муж ты мой разлюбезный, что с тобой? – Она взяла Ивана за руку. – Да он огнем горит. Что с ним?

– Лекарь скажет, за ним уже послали.

– Иван, прошу тебя, очнись. Я с тобой.

Но царь только тяжело дышал, ничего не слышал и не видел. Слуги раздели его. Прибежал лекарь с помощником, а за ними и митрополит Макарий, оказавшийся в то время в Кремле.

Лекарь пустил кровь царю, накрыл огненный лоб мокрым полотенцем. Его помощник готовил различные снадобья. Макарий попросил Ургина и Адашева уйти. Они подчинились.

В коридоре Ургин произнес:

– Нешуточная хворь поразила государя. Да как внезапно!

– Как знать, князь. Врагов у царя немало. Им бы только интриги плести да заговоры учинять. Все дерутся между собой за первенство. Иван прощает им то, за что другой правитель уже давно отправил бы их на плаху, в темницу, либо в опалу на долгие годы. Он жалеет своих врагов, а они его не помилуют.

– Ты говоришь как князь Курбский.

– А ты думаешь иначе?

Ответить Дмитрий не успел. К ним подошли бывший хан Едигер, а ныне Симеон, с князем Лобановым-Ростовским.

Здесь необходимо объяснить, как хан, руководивший обороной Казани и взятый в плен, оказался в царском дворце. В январе 1553 года Едигер, отправленный в Москву на вечное содержание, передал Ивану Васильевичу просьбу простить его и позволить принять православие. Едигер заверил, что искренне стал верить в Христа.

Бывшего хана активно поддерживал митрополит Макарий. Не без его влияния царь дал на то разрешение. 26 февраля Едигер был крещен и получил имя Симеон. Вскоре он женился на Марии Кутузовой, происходящей из древней московской боярской семьи, и стал одним из воевод Ивана IV.

Подойдя к Ургину и Адашеву, князь Лобанов-Ростовский поинтересовался:

– А что это за хлопоты во дворце? Уж не случилось ли что?

– Царь внезапно заболел, – ответил Адашев.

Симеон произнес:

– Как же так? Он недавно был на моем крещении и венчании и больным никак не выглядел. Что же это за хворь такая одолела нашего государя?

– Это только лекарям известно.