постепенно светлел. Какие-то картинки из прошлого… Да, все шло хорошо. Если бы не это разоблачение в газетах. Оно появилось настолько неожиданно, внезапно, что он, Сомов, растерялся… Он вспомнил, как сразу позвонил генерал Винокуров.

— Главное, старик, держи язык за зубами. А остальное, сам знаешь — все приходит и уходит, как вешние воды. Если вести себя умно…

Он, казалось, вел себя умно. Выжидал: как отреагирует власть?! Но власть пока молчала…

Теневой бизнес — та же игра в карты. Сомов играл по-крупному. Ему везло, как хорошему шулеру. Обосновавшись на новом месте, он почувствовал свою поразительную несовместимость с Федоровским. Федоровский с его затеями ему казался мальчиком, далеким от жизни, а гомик-режиссер из Франции, снимающий эротический фильм, вообще дураком. В русскую эротику Сомов не верил… Пустая трата денег.

Старые связи в правительственных кругах по-новому окрасили жизнь Сомова. Уйдя с чиновничьих хлебов, он иначе стал смотреть на жизнь. Ему развязали руки. Винокуров оказался хорошим помощником, и они развернулись…

Сомов разъезжал по бывшим республикам. Оружие и снаряжение нужно было всем, но редко шло напрямую, особенно в горячие точки. И вот здесь-то фирмы типа дона Роберта были незаменимы… ведь оружие могло идти и как гуманитарная помощь.

— Деньги не пахнут, — любил повторять генерал Винокуров, — но плохо провернутое дело кое-чем пахнет…

Он, Сомов, проворачивал ловко — суть контрактов, скрытая от посторонних глаз, на бумаге выглядела вполне легально, заявки и лицензии подписывались на продажу продуктов и сельхозоборудования. Сомов становился видной фигурой в тайной торговле оружием.

Дело шло так хорошо, что Сомов вкупе с генералом Винокуровым подумывал создать совместную фирму — с западными или восточными дельцами — все равно… Он знал теперь многое: как обставить фирму, получить лицензии и сработать конъюнктуру. Ему казалось, что карьера только начинается.

С доном Робертом он не рвал партнерских отношений, но мысли приходили: дон Роберт получал больше, чем надо… Особо настаивал генерал Винокуров. Себя Сомов не считал жадноватым, но Винокурова знал. И не мешал ему потихоньку поджимать дона Роберта.

Столыпин взбунтовался.

— Валерий Петрович, зачем тебе-то надо? Это же заметно.

— Заметно? — удивился Сомов. — Сейчас и пятна на луне заметны. Он ловкач и беднее нас не станет. Да и заворачивает покруче.

— Скупой платит дважды, — как-то обронил Столыпин. — Вы это увидите.

Столыпин, конечно, умница, но они с ним стали расходиться: не то клин вбивал Винокуров, хитро подсовывая на его место своего зятя, не то, действительно, характерами разошлись…

Столько лет вместе. Столько всего наворочено, и вдруг — характерами… Смешно даже! Значит, все меняется. Потребности меняются, а с ними и характер.

Столыпин обидчив. К тому же многое знает. И зря Винокуров ведет себя с ним по-генеральски. С такими людьми ведут себя осторожно всю жизнь. Ты с ним связан пуповиной… Ты простил, а он тебе не простит.

Не Столыпин ли навел журналистов? Без наводки здесь… не обошлось. Да, скупой платит дважды. И не только деньгами.

Сомов, увлекаясь, часто забывал об этом. Казалось, дорога впереди чиста, как слезинка, — только жми на все педали…

Боль стала постепенно отпускать. Он уже мог поворачиваться и даже сидеть на корточках. Спасало и то, что в подвале все-таки не было слишком холодно…

Сознание возвращалось, и Сомов горьковато подумал: «Сработали классно, как хорошую котлету».

Сквозь отдушину под потолком пробивался утренний свет. Выходило, что пролежал он тут около суток. Конечно, это могли быть и рэкетиры. Вот дадут отлежаться — потом и ультиматум: давай, мол, вексель… Как раз на днях он читал газету. Какие-то пэтэушники просили с одного солидного дяди сто тысяч долларов… Пацаны — и сто тысяч долларов! Глупо…

А что, если дон Роберт?

Надо бы как-то связаться со Столыпиным. Тот мог решить любое дело по-свойски…

Сомова мучила жажда. Уже совсем стемнело — прошел день, но к нему так никто и не заявился; бросили на съеденье крысам…

Он нащупал рукой что-то мокрое. Провел по стене — влажная. Ладонь поднес к жестким, сухим губам — и лизал неприятную водосточную влагу…

Где-то наверху стукнуло, заскрипело; вроде кто-то открывал дверь. Сомов мучительно ждал…

Но все стихло. Напряг слух. Ни звука. Боже мой, какие страхи! Неизвестность пугала. И опять пришла нелегкая мысль о Столыпине. Связаться… Но как? Надежд никаких. Оставалось подчиниться судьбе и ждать.

Наверху опять что-то заскрипело. И стихло. Крысы? Галлюцинация?

Сомову стало обидно и больно за себя. Он подтащил ногу — она была свинцовая и слабо подчинялась ему. Он постарался подтянуть ее и от боли вдруг застонал.

От бессилия он сжал зубы, не зная, что делать… Что делать! И Сомов заплакал.

86

Сомов очнулся: по подвальному коридору разносились гулкие шаги. Он не приподнял головы. Только напряжение во всем теле усилилось. Что несли ему эти шаги? Развязку? Какую?

Снова будут бить, возможно, пытать, или сразу ультиматум… а бить будут потом, если он не согласится.

Кто-то ткнул его ногой.

— Ничего, оклемался. Будет жить.

— А чего ему не жить. Он мужик крепкий, другой давно бы закачерился.

Сомов открыл глаза: сквозь желтоватую пелену он увидел трех парней в кожаных куртках. Они стояли перед ним в некотором удовлетворении.

— Вот что, — сказал один из них, приземистый «качок». — Думаю, за это время ты пошевелил мозгами. Если не дошло — сам знаешь: можно и горячий утюг на голую задницу, можно поджечь ветошь между пальцами. У пацанов это называется «велосипедом».

— Что от меня надо? — пересилив, выдавил Сомов.

— Что надо? — удивился приземистый и повернулся к соседу. — Что от него надо?

Сосед громко засмеялся.

— Должок.

— Сколько?

— Лично мне — ничего. Разве только за воспитание мелочь какая-то. Ты должен выплатить все, что утаил. Немного, миллионов десять… Нельзя надувать партнеров. С партнерами надо быть порядочным. Тогда и они будут с тобою обходительными.

— С какими партнерами? Я должен знать.

— Ха-ха! Ты плохо шевелил мозгами. — И он поддел его ногой. Сомов застонал.

— Не крути, Сомов. Ты старая бесхвостая лиса, ты все знаешь. Мы даем на раздумье полчаса, пока мы наверху пьем пиво. Понял? Но спустимся, держись!

В кожанках ушли, и Сомов остался один. Нервно работал мозг, пытаясь осознать происходящее: конечно, все дошло до Роберта. Говорил же генералу: с ним надо быть осторожным. Шутки плохи. Десять миллионов. Может быть, много. Хватит и пяти. Убьют ведь подлецы! И почему он не подумал о телохранителях? Но телохранители — это, как датчики, он где-то читал, как мафия через телохранителей точно знала поведение и местонахождение нужного ей