Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Целий и его компания устроились в углу комнаты. Он приказал обнести всех присутствующих в таверне лучшим вином, что вызвало новые аплодисменты. Сонное полуночное настроение улетучилось, и в комнате опять установилась громкая праздничная атмосфера. Я мрачно наблюдал за остатками вина в своей чаше и размышлял над тем, сумею ли я проглотить еще хоть каплю. Блеск вина перед моими глазами начал тускнеть, и голова моя закружилась. Когда раб с вином подошел ко мне, я покачал головой и накрыл свою чашу ладонью.
— Что такое? — закричал чей-то голос. — Гордиан не хочет пить вина, которое я предлагаю? Держу пари, оно лучше, чем те помои, которые ты глотал до этого.
Я повернулся и увидел Целия, который глядел на меня через всю комнату, поджав губы в насмешливо-негодующей гримасе.
— Я не хотел тебя оскорбить, — пробормотал я.
— Что-что? Я не слышу! — Целий приложил руку к уху и нахмурился. — Тебе придется подойти ближе.
Я покачал головой.
Целий щелкнул пальцами, и тут же два здоровых телохранителя оказались по обе стороны от меня и, подхватив меня под локти, перенесли через комнату. Там они усадили меня на скамью перед Целием, который смеялся и хлопал в ладоши, словно ребенок, следящий за волшебным фокусом.
— У тебя ужасно веселое настроение сегодня, — сказал я.
— Почему нет? Если бы дело сегодня обернулось плохо, сейчас я сидел бы в лодке, уплывающей на Массилию. — Он состроил гримасу. — Вместо этого я здесь, окруженный друзьями, в сердце самого чудесного города на свете. — Лициний и Асиций сидели по обе стороны от него, Катулл помещался напротив. Остальные члены его компании сгрудились за соседним столом, где шла игра в кости. — Я свободен!
— Свободен? Я думал, Цицерон снова поймал тебя в свой силок. Ты теперь его должник. Он знает, что ты пьянствуешь по ночам, выставляя его лжецом?
— Цицерон? — Целий издал губами непристойный звук. — Не переживай, я знаю, как справиться с ним. Я занимаюсь этим уже несколько лет.
— Ученик управляет своим учителем?
— Что-то вроде этого.
— Ты пустой хвастун, Марк Целий.
— За это меня все и любят! За исключением тебя, возможно. Почему ты не пьешь вино, которым я угощаю?
— Мне на сегодня уже достаточно. Да и тебе, судя по твоему виду, тоже. И тебе, Катулл.
Катулл посмотрел на меня неузнающим взглядом и несколько раз моргнул. Казалось, он достиг той стадии опьянения, когда человека охватывает не тошнота и не слезливость, а простое оцепенение.
— Ты думаешь, мы уже перепили? — спросил Целий. — Да мы только начали. Эй, раб! Еще раз лучшего вина каждому!
— Ты уверен, что можешь позволить себе такое? — спросил я. Целий улыбнулся:
— Все мои долги уплачены.
— Я думал, у тебя нет долгов.
— Ты невнимательно слушал сегодня Цицерона, что ли? У меня нет даже собственных расчетных книг, Гордиан! Все мои траты совершаются от имени отца.
— Ага, вижу. Так, формально говоря, долгов у тебя нет?
— Да, теперь выходит, что так. Но, как я сказал, все мои долги уплачены.
— Даже те, что ты был должен Помпею?
Он колебался всего мгновение.
— Даже эти.
— Но уплачены они были не монетой?
— Нет. Услугами.
Сидевшие рядом с ним Лициний и Асиций замерли.
— Целий! — сказал Асиций. Целий засмеялся:
— Не волнуйтесь, все суды закончились. Твой суд, Асиций, и мой, и мы оба невинны, как ягнята.
— Тебе бы научиться держать язык за зубами, Целий, — огрызнулся Лициний.
— Держать язык за зубами по поводу чего? — спросил я.
— Ну, мои друзья думают, что я слишком много болтаю. Но что с того? Я же свободен!
— Тогда ты, возможно, прояснишь для меня кое-какие детали, — сказал я. Лициний и Асиций беспокойно заерзали, но Целий широко улыбнулся мне.
— Почему нет?
Сидевший рядом с ним Катулл глядел в пространство и шевелил губами, вероятно, сочиняя про себя очередное стихотворение.
— Помнишь, когда мы в последний раз виделись с тобой в этой таверне, Целий? Ты клялся мне тенями своих предков, что это не ты убил Диона?
— Да, помню. Я сказал тебе правду.
— И ты еще клялся, что Асиций также не делал этого.
— Тоже правда.
— Но когда я спросил тебя, где вы были и что затевали в ту ночь, когда Дион умер, ты отказался мне отвечать.
— Как же я мог ответить, когда суд был на носу…
— Целий, заткнись! — крикнул Асиций.
— Я верю, — сказал я, — когда ты говоришь, что не убивал Диона. Я полагаю, он умер от яда. И все же кто-то ворвался в дом Копония в ту ночь, и Диона нашли с колотыми ранами в груди. Можешь ты мне объяснить это, Целий?
— Ты поднял очень интересный вопрос, — сказал Целий, вскидывая одну бровь. — Дело в том, что…
— Целий, глупец, замолчи!
— Расслабься, Асиций. Суд окончен, и Гордиану можно сказать правду. Верно, Гордиан? Поклянись мне тенью своего отца, что никому не откроешь тайну, которую я тебе поведаю.
Я колебался всего мгновение.
— Клянусь.
— Целий, ты идиот! — Асиций вскочил на ноги и в сердцах вышел из комнаты. Лициний остался, тревожно озираясь по сторонам, не подслушивает ли кто. Катулл с пьяным видом глядел в свою чашу.
— Асиций! Вот осел. Всегда был врагом хорошей беседы, — улыбнулся Целий. — Так на чем мы остановились?
— В ту ночь, когда умер Дион…
— Ах, да. Да, это было что-то невероятное. Видишь ли, я действительно собирался убить Диона. Все именно так, как ты полагаешь, я уверен. Царь Птолемей желал разделаться с Дионом, и этого же хотел Помпей. Я был должен Помпею кучу золота, которую никак не мог вернуть. Поэтому мне и выпало прикончить этого старика Диона.
— Так же как и организовать нападение на александрийских послов в Неаполе, когда они высадились на берег?
Целий кивнул.
— И другие нападения — в Путеолах и по пути в Рим. Этих египтян оказалось очень легко напугать. Они так же храбры, как голуби. Но голуби бросаются врассыпную, когда на них нападают, а этих голубей было ужасно много!
— И последним из них был Дион?
— Именно. И из-за этого голубя произошли все неприятности.
Лициний закатил глаза.
— Целий, ты рехнулся!
— Заткнись, Лициний. Когда моя голова меня подводила? Гордиан подобен собаке, которой нужна кость.