— Кто здесь сын и кто отец?

— Можем мы поговорить?

— Думаю, да.

— О Дионе и о том, как он умер. Ты так и не сказал мне вчера, о чем ты думал.

Я вздохнул.

— Ты прав. О яде, который лежал у меня в доме и которым воспользовались, чтобы убить его.

— Но кто это сделал?

Я глубоко вздохнул один раз, затем другой. Мне трудно было произнести вслух это имя.

— Вифания.

Экон посмотрел на меня в упор, менее удивленный, чем я ожидал.

— Зачем?

Я пересказал ему разговор, подслушанный мною у себя дома, состоявшийся между Клодией и Вифанией.

— Должно быть, она говорила о Дионе. Дион был тем знатным уважаемым человеком, которому принадлежала ее мать. Она ни разу не говорила мне об этом. Ни разу! Ни единого слова! Но она, должно быть, узнала Диона в ту минуту, как увидела его.

— А он узнал ее?

— Он смотрел на нее как-то странно, я помню это. Но она была почти ребенком, когда он видел ее в последний раз, и, кроме того, голова его была забита другими вещами. Нет, не думаю, чтобы он понял, кто она такая. Но она наверняка узнала его. Теперь, когда я вспоминаю тот вечер, я вижу, как странно она себя вела. Я-то думал это потому, что я должен был на следующий день уехать! Что кажется мне особенно поразительным — как быстро она приняла решение убить его — ни раздумий, ни колебаний. Она достала яд, приготовила обед, положила особое блюдо гостю и затем смотрела, как он ест, и все это прямо передо мной!

— Тебе необходимо поговорить с ней, папа.

— Я не готов. Я не знаю, что мне сказать.

— Скажи, что тебе известно о ее поступке. Оттолкнись от этого.

— Оттолкнись, словно то, что моя жена — убийца, не имеет никакого значения! Что она скомпрометировала честь моего дома, отравив гостя! Она должна была во всем признаться мне.

— До или после убийства Диона?

— Если уж не до, то, разумеется, после! Вот, видишь, как один только разговор об этом выводит меня из себя? Нет, я еще не готов идти домой. Не знаю, смогу ли я вообще пойти туда.

— Не говори так, папа. Ты должен понять, почему она это сделала. Послушай, я не очень-то удивился тому, что ты мне сейчас рассказал. У меня было достаточно времени подумать на обратном пути из Путеол над тем, как могло случиться, что Дион был отравлен у тебя дома, и кто мог это сделать. Вифания готовит еду, Александрия объединяла их — я высчитал, что она как-то должна была быть причастна к этому. У меня было больше времени на раздумья, чем у тебя, и я решил, что для меня это ничего не изменит. Я был с Зотикой все это время и видел, что этот дикарь сделал с ней. Я не мог жалеть, что кто-то убил его. Если это Вифания и если у нее были такие же основания ненавидеть его, как у Зотики, то в чем ее можно винить?

— Но это же убийство, Экон! Хладнокровное, просчитанное, содеянное втайне. Неужели мое имя и честь моего дома ничего не значат? Мы же не убийцы! — Я поднялся и стал расхаживать по саду. — Разговоры тут не помогут. Мне опять нужно побыть одному. Я должен подумать.

— Но ты же не пойдешь гулять снова?

— Почему нет?

— Тебе не хватит улиц. Куда ты пойдешь?

Неожиданно в голову мне пришла мысль, не связанная с предыдущим разговором.

— Мне нужно покончить с последним делом, которое связывает меня с Клодией. Те деньги, что я дал тебе для поездки на юг, — у тебя должно было остаться довольно много.

— Так и есть.

— Это деньги Клодии. Они были предназначены для подкупа, чтобы я выступил на суде с показаниями в ее пользу, или же для того, чтобы выкупить тех рабов Лукцея. Кто может сказать, что она в действительности имела в виду? Но как бы там ни было, она не получила того, за что платила, верно? Я не желаю, чтобы обо мне говорили, будто я, как Целий, взял у нее деньги и не вернул. Нужно пойти и отдать их, так? Я отнесу их прямо сейчас. По крайней мере, тогда я смогу умыть руки и благополучно отделаться от всего этого.

Экон прошел в дом и вернулся с кошельком, полным монет.

— Кстати, а как Зотика? — спросил я. — Теперь, когда она отдохнула, она немного пришла в себя?

Экон опустил глаза.

— Что-нибудь не так?

— После нашего вчерашнего разговора с ней Менения показала ей место, где она должна была спать, и оставила ее одну. Ошибкой было выпускать ее из запертой кладовой. Когда я вернулся домой с форума…

— Ох, нет!

— Она убежала, папа. Не скажу, что я очень удивлен. Я говорил тебе, что она одичала, как животное. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь увидим ее снова.

* * *

Кратчайший путь к дому Клодии лежал мимо моей собственной двери, поэтому я пошел в обход. День был жаркий, а дорога крутая. Я добрался до места вспотевшим и запыхавшийся.

Постучал в дверь. После долгой паузы постучал еще раз. Наконец глазок приоткрылся. Бесстрастный глаз оглядел меня.

— Мое имя Гордиан, — сказал я. — У меня дело к твоей хозяйке.

Глазок закрылся. Спустя длительное время он открылся снова. Глаз, который теперь уставился на меня, был подкрашен сурьмой. Из-за двери я услышал знакомый, но нежданный голос.

— Все в порядке. Я знаю его. Можно впустить.

Дверь приоткрылась, показывая стоявшего за ней галла Тригониона. Как только я шагнул внутрь, он приказал рабу запереть засов.

— Что за дело могло привести тебя к Клодии? — коротко спросил он, быстрыми шагами направляясь к саду, я следовал за ним. — Она забыла заплатить тебе?

— Наоборот, она переплатила мне; она дала мне денег на расходы, которых я не делал. — Я потряс монетами в кошельке. — Я пришел вернуть их.

Тригонион посмотрел на меня так, словно я был сумасшедшим, затем кивнул и глубоко вздохнул.

— Понимаю. Ты нашел предлог, чтобы вновь увидеть ее.

— Не будь смешным!

— Нет, правда, я вполне тебя понимаю. Но, боюсь, ты не сможешь встретиться с ней.

— Почему?

— Она уехала.

— Куда?

Он заколебался.

— На свою виллу, в Солоний. Она выехала сегодня утром, еще до рассвета. Хотела выскользнуть из города, пока ее никто не видит.

Мы добрались до ступеней, которые вели в сад, и остановились рядом с гигантской Венерой. Мои глаза помимо воли обратились на пьедестал, где, по словам