Раз может Урайн, значит, теперь сможет и он, Элиен. Сын Тремгора позвал свой меч, и Поющее Оружие – теперь, когда исчезла власть Хуммера, клинок Эллата вновь обрел голос – отозвалось своему истинному повелителю.

* * *

С севера быстрым шагом, в любое мгновение готовым перейти на бег, приближалось войско герверитов. Впереди всех мерил шагами бывший Круг Чаши смертный враг – Октанг Урайн, Длань, Уста и Чресла Хуммера.

Но сейчас для Элиена это было совершенно не важно. Если он позволит айли погибнуть, война потеряет смысл. Сейчас, как никогда ранее, Элиен с пронзительной грустью ощущал, что победа над Урайном, вбитые грютскими конями в пепел Варнага уродливые герверитские штандарты, объятие с Братом по Слову не принесут ему счастья, если над Сармонтазарой развеется дым погребальных костров дочерей свела Птицелова.

Яростным ударом он перерубил пополам подвернувшегося некстати кутах и бросился вверх по ступеням террасы.

Как и раньше, сознание Элиена, идущего Путем Воина, уступило власть над телом чувству и интуиции. Он убивал бездушных серебристых птицелюдей, которые осыпались грудами обгоревших зимородков, он уходил от смертоносных Когтей Хуммера, он неумолимо продвигался к Комнате Зеркал.

Он прошел там, где не смог бы пройти никто. Кроме Звезднорожденного в коже Леворго.

* * *

У дверей Комнаты Зеркал шел исступленный бой. Отступать паттам было некуда. Но и кутах, без труда сокрушившим дверь, однако уязвимым теперь для человеческого оружия, приходилось нелегко. В сравнительно узком дверном проеме их неизменно встречала паттская сталь.

Элиен понял главное: здесь ему делать нечего. Потому что в Комнате Зеркал не было айли. Потому что из глубокого провала, который находился сбоку от коридора, Элиен услышал женский крик, взывающий о помощи.

Внизу была непроглядная тьма, но Звезднорожденный знал, что там происходит. Элиен прыгнул.

Его ступни еще не погрузились в прах, глубоким слоем покрывавший пол древнего подземелья, а клинок Эллата уже с хрустом вошел в противоестественную плоть Аскутахэ. Но тот был не такой задохлик, как другие Воины Хуммера. Аскутахэ в одно мгновение оставил свою жертву и, разворачиваясь в прыжке лицом к Элиену, ударил наотмашь Когтем Хуммера.

Элиен успел отшатнуться назад, но острие вражеского клинка оставило на его груди длинный надрез. В Когте Хуммера не было прежней магической силы, и только благодаря этому рана не вспыхнула голубым мертвящим пламенем.

Инстинкт воина опередил сознание – и вот уже Аскутахэ вскрикнул от боли. Второй удар Элиена проник в Кутах над Кутах настолько глубоко, что обычный нелюдь уже осыпался бы грудой обугленных зимородков.

Но только не Аскутахэ. Средоточие извращенной материи, крылатый сын Октанга Урайна не только остался жив, но и сохранил равновесие. Ему, однако, достало сметки, чтобы понять: следующий удар Поющего Оружия может оказаться роковым.

Здесь, в подземелье, где Аскутахэ не мог толком использовать свои крылья, он был опасным врагом только для айли. Аскутахэ издал гортанный крик и выпрыгнул наружу – в коридор, к своим.

Элиену не нужен был свет. Он и так прекрасно понимал, что здесь произошло, – ужасной вестью был напоен сам воздух подземелья.

Тара была мертва. Она погибла совсем недавно, так и не узнав, что Знак Разрушения дописан и теперь у Сармонтазары появилась надежда.

Ойра еще жила. Но ей оставалось жить совсем недолго. Аскутахэ не успел вырвать ей сердце, однако смертельная рана обезобразила ее совершенную грудь, и легкий прах на полу стал густой глиной, смешавшись с горячей кровью вожделенной Элиеном женщины.

Наверху раздались гортанные выкрики кутах, но они были тут же перекрыты стройным боевым кличем паттов. А где-то вне Дворца, на востоке, слышался ослабленный стенами, но такой узнаваемый грютский клич “Хи-э-э-йя!”.

* * *

Внезапно у Элиена возникла мысль, которая в первый момент показалась ему неимоверно кощунственной.

Но Леворго, по всей вероятности, был другого мнения. Невидимая, но нераздельная связь его кожи с собственной кожей Элиена прервалась. Сын Тремгора понял: Леворго – или, по крайней мере, то незримое и неназываемое нечто, которое осталось от ученика Лишенного Значений, – благословляет его сделать то, что подсказало Сердце Силы.

И тогда Элиен бережно поцеловал Ойру в губы, в которых уже почти не оставалось жизни. Он надел на ее холодеющую руку браслет Гаэт и произнес фразу на Наречии Перевоплощений. Он раздел ее и разделся сам.

– Звезднорожденный вошел в женщину, о которой не знал больше ничего. Он не знал, Гаэт ли это, или Ойра, или просто бездыханное тело, страсть к которому окончательно замутила его рассудок.

В момент наивысшего i. юлаждения два Сердца Силы, которые бились в груди Элиена во время схватки с Урайном, разделились и в кромешном мраке подземелья раздался женский стон. А потом воцарилась тишина.

* * *

В тот день гибель Города Лишенного Значений была оплачена кровью учеников и исчадий Хуммера сполна. Два серых крыла сомкнулись вокруг плотного строя герверитов.

Даже если бы воины Земли Герва были трусами и спешили спастись бегством, они не смогли бы сделать этого: грюты наседали со всех сторон. Смерть поджидала герверитов везде, куда бы они ни устремились.

Даже если бы воины Урайна решили сдаться на милость победителей, им было бы отказано в милости: грюты не знали пощады и пришли в Лон-Меар только затем, чтобы убивать. Чтобы мстить за своего царя, потерявшего левую руку и охромевшего на обе ноги по вине Октанга Урайна.

Но, даже окруженные со всех сторон, гервериты и с ними около четырехсот уцелевших кутах составляли страшную силу. А когда над их войском поднялся высоко в небо Аскутахэ, они с громовым кличем ринулись на спешившихся грютов и едва не прорвали их строй.

Грюты разумно полагают, что военачальнику не место в гуще сечи. Аганна стоял на уцелевшем участке крыши Дворца и оттуда руководил действиями своих воинов. Но когда Аскутахэ бросил дерзкий вызов храбрости его воинов, Аганна не смог удержаться.

Второе крылатое существо о двух головах взмыло над залитыми кровью пустошами Лон-Меара. Аганна не зря даровал некогда жизнь нетопырю Хегуру. Хищный призрачный зверь служил отныне ему и цепным псом, и крылатым конем. А историю его приручения знают лишь безглазые двенадцатиколенчатые пауки из колодцев Радагарны.

Стрела Алаша, Поющая Стрела, во всем равная мечу Эялата, настигла Аскутахэ раньше, чем он успел понять, что это не его братец, сотворенный его жестоким отцом при деятельном содействии Серебряных Птиц. Нетопырь Хегуру, пропев что-то вроде “Ай, какие глаза, всем глазищам глаза”, подхватил падающее тело Аскутахэ и, прежде чем Аганна успел дернуть поводья, высосал их без остатка.

Кутах, оставшись без своего военачальника-на-час, застыли каменными истуканами.