– Далеко ли еще, Светорада? – спрашивал Стема.

– Далеко.

Она словно и не смотрела на него. Ехала прямая и строгая, хмуря темные брови под золотым очельем. Такая Светорада была ему непривычна, она озадачивала. Куда подевались ее ребячливость и легкомыслие? А может, только с ним она была такая строгая, не простив ему измену с Олесей? Последнее предположение Стему особенно настораживало: ведь теперь ему как никогда нужны были расположение Светорады, ее доверие и послушание.

Лес стоял стеной, тропа была почти незаметна, а они все дальше и дальше углублялись в чащу. Человеческого жилья по пути попадалось немного – так, порой несколько избушек робко теснилось среди ельника. Дорог тут почти не было, и путники вытянулись гуськом, двигаясь шагом между подступавшими со всех сторон огромными чешуйчатыми стволами елей. Было сумрачно и душно, от роившегося в этих сырых лесах гнуса, которого не могла извести даже стоявшая много дней жара, не было никакого спасения. Бритоголовый Ингельд то и дело хлопал себя по голой макушке и ругался. Это выглядело забавно – витязь, борющийся с мошкарой, и Светорада прежде первая посмеялась бы над ним, однако теперь она и не замечала брата, погруженная в свои думы. Только Потвора, еще не изжившая своей любви к старшему Смоленскому княжичу, давала ему советы: покрыть голову или обмахиваться веточкой от мошкары. Ингельд только ворчал недовольно. Однако все чаще стал оглядываться на Потвору. Но когда ободренная его вниманием девушка попыталась подъехать ближе, так и рыкнул на нее.

Стема помнил, что охотничий терем находился близ селения, которое называлось Озерки. Там действительно было несколько глубоких озер, куда втекали тихие лесные ручьи. И вообще в воспоминаниях Стемы те места были светлыми и радостными, с березовыми рощами и открытыми прогалинами, где князь Эгиль обычно приказывал развешивать перевесы. Были там и обширные поляны, куда загонщики гнали дичь, были и заболоченные разливы, где бобры сооружали плотины, а этого неуклюжего забавного зверя водилось столько, что за какую-нибудь неделю удавалось набить его не на одну шубу. Князь с княгиней любили устраивать там охоту, пусть и далеко от города, зато можно отдохнуть в лесной глухомани от дел и предаться любимой забаве. И еще в тех краях стоял на лесной поляне невиданный дуб-богатырь, прозванный княжеским, ибо Эгиль любил посидеть под ним после охоты, попировать, поесть зажаренной на костре свежей дичи, а окрестные жители, услышав о приезде мудрого Смоленского князя, спешили к нему со своими жалобами, просили рассудить по смоленской Правде.

Это было хорошее время. И Стеме те места казались не такими мрачными, как непролазная чаща, сквозь которую они сейчас пробирались. Поэтому, когда после полудня они, миновав глухой ельник, въехали, наконец, в полный солнечного света лес, где легкие березки перемежались стройными елями, а орешник клином врезался в дубравы, парень понял – подъезжаем.

И вскоре они действительно увидели расчищенную в чаще поляну с огородами, где трудились пахотные лесные люди.

Завидев всадников, они сначала сбились в кучу, но потом, приглядевшись и распознав своих, двинулись навстречу.

– Да благословят боги ваш путь. Давненько к нам не наведывались гости из Смоленска.

Мужчины были бородатыми и длинноволосыми, как волхвы, одетыми в сермягу, женщины в легких длинных рубахах без рукавов, открывавших их крепкие загорелые руки. Для них приезд гостей означал и развлечение, и торг, и щедрое угощение от княжеского стола. Поэтому все они поначалу улыбались и только потом, разглядев траурную одежду прибывших, их усталые мрачные лица, стали спрашивать, что за кручина у гостей. Когда узнали о смерти князя Эгиля и о том, что княгиня скоро за ним отправится, стали озадаченно переглядываться.

– А мы теперь как же? К кому мы теперь?

– А к лешему! – зло огрызнулся Ингельд, понимая, что этих простых людей только и волнует, как нынешние перемены скажутся на их нехитром житье-бытье. Да никак. Как жили, так и будут жить: охотиться да лес корчевать под пашню в своей глухомани. Главное, чтобы княжеское добро берегли.

С охотничьим теремом все было в порядке. Он возник перед путниками, когда они миновали разбросанные между лесными озерами хуторки местных кривичей. Выглядел он нарядно и празднично, словно Эгиль только вчера покинул его. Расположенный на лесной прогалине, обнесенный частоколом из заостренных бревен с возвышающейся блестящей кровлей, он все еще не потерял своей красоты, не облупилась краска на резных столбцах ворот, не порос травой широкий двор.

Солидный мужик ключарь, уже извещенный о приезде гостей, встретил их у ворот, окруженный немногочисленной челядью. И он сам, и дворовые люди держались важно, словно давая понять, что они не чета полудикому местному люду, – все в крашеной одежде, аккуратно подстрижены скобой, борода у ключаря широкая, как у боярина. И хотя, поднося гостям положенную чашу, ключарь и принялся сокрушаться о смерти хозяев, но делал это как-то наигранно, без особой искренности. А что ему? Он тут сам хозяин, и, кто бы ни завладел теперь этим богатым лесным поместьем, он сразу увидит, в каком порядке тут все содержится. Ключарь едва сдерживал самодовольную улыбку, когда сообщал, что у него все готово: перины в опочивальнях взбиты, пиво сварено, а банька будет готова сейчас. А не захотят гости в баню, так прислуга их к ближайшему озеру проводит. Мыло-то в хозяйстве имеется, да и мягкие льняные полотна, чтобы утереться после купания.

Светорада, как только спешилась, выразила желание пойти окунуться в холодную озерную воду. Потвора, поглядев на вялого после дороги и бессонной ночи Ингельда, заторопилась с ней, а Теклу Стема на руках отнес в терем, уговорил старушку не волноваться и еще передохнуть.

Потом пошел расседлывать Пегаша. Прибывший помочь служка, наглый, как всякий долго живущий без хозяйского присмотра холоп, стал посмеиваться, увидев полные тулы, притороченные к седлу пегого коня Стемы.

– Али думаешь, паря, у нас стрел для охотничьих забав не имеется? Али в поход собрался?

Стема двинул его ладонью по затылку для острастки и велел проводить в баню, где уже парились на лавках Ингельд и остальные кмети.

После бани всех стало клонить в сон. Прошествовала и Светорада в свою горенку – с распущенными после купания мокрыми волосами, оставив без ответа вопрос ключаря: как, мол, водичка? Стема окликнул ее, спросив, не желает ли чего, но она только покачала головой, даже не взглянув на него. И опять Стема был озадачен: как быть, если княжна его почти не замечает? А ведь подоспело время, когда все должно решиться. И еще подумалось: хорошо, что Кудияр не поехал с ними. Не хотелось бы вмешивать отца в такое дело. С Ингельда какой спрос, а вот когда Кудияр собрался с ними поехать, Стема струхнул. Хвала Доле, что княгиня Гордоксева удержала при себе Кудияра. Сказала: хочу, чтобы со мной до конца оставался близкий человек, который поддержит в трудную минуту. И как ни переживал Кудияр решение своей давней и единственной лады, отказать ей не посмел.

После трапезы в охотничьем тереме все будто вымерло. Гости отдыхали, а челядь притихла, не желая их тревожить. Было душно, тихо, даже птицы не щебетали, собаки и те попряталась в холодок от зноя, на деревьях ни один лист не шевелился.