уж точно скоро сойдёт с ума от скуки, она из замка уже месяц не выезжала… — невесело добавил паж.

И тут Волков изумился. Он обернулся к мальчишке:

— Вы сказали маркграфиня?

Но на его вопрос ответил не мальчик, а его сеньор:

— А разве вы не слыхали про то, барон? — в его голосе было удивление. А потом прозвучала и гордость. — Её Высочество маркграфиня Оливия фон Винцлау уже целый месяц гостит у меня.

— Маркграфиня Винцлау… сама… ваша гостья? — продолжал удивляться барон.

— Так про это, кажется, все знают, — отвечал фон Тельвис с некоторым удивлением. — Разве вы про то не слышали?

— Нет, — генерал продолжал изображать удивление.

— Ах, — оживился граф, — Это как раз тот случай, когда несчастье одного становится счастьем для другого. Я вам сейчас всё расскажу. Вы же слыхали, барон, что её муж, маркграф Георг Второй фон Цоллерген, преставился, и она с тех пор пребывает в трауре. И посему ездила на богомолье в монастырь святой Радегунды, что находится здесь неподалёку.

— И что же? — живо интересуется Волков.

— И на обратной дороге она захворала, — почти радостно сообщает ему граф. — Представляете? И болезнь та оказалась тяжела, и вокруг нет ни одного приличного места, кроме нашего замка, вот ей и пришлось у нас поселиться.

— На месяц? — уточняет генерал.

— Около того, — отвечает хозяин ущелья.

— И что же то была за болезнь?

Тут граф стал мяться и улыбаться, кажется, ему было не совсем удобно о том говорить:

— Болезнь её была… пикантна.

— Да, животом она маялась сильно, — без всякой обходительности добавил паж Виктор. — Аж похудела от того.

— Признаться… — граф хоть и взглянул на дерзкого пажа возмущённо, но потом согласился с ним. — Да… Приезжавшие доктора пришли к выводу, что маркграфиня Оливия заболела холерой.

— Ах, какое несчастье! — воскликнул Волков. Он даже не знал, верить во всё это или нет. «Нужно было мне всё-таки заехать в Швацц, в её резиденцию, и пока Брюнхвальд тащил бы пушки сюда, выяснить всё, что говорят об этом в городе и во дворце!». Он понимающе покивал головой: — Холера — это ужасно! А откуда же вы приглашали для Её Высочества докторов, не от горцев ли?

— Ах, я вас умоляю, барон! — граф лишь усмехался от такой наивности гостя. — Ну какие могут быть у горцев доктора? Все доктора у горцев лишь для коров и овец, а горцы сами и не болеют ничем. Доктора к ней приезжают каждую неделю из Туллингена. И те доктора все как один говорили, что болезнь маркграфини проистекает от злых болотных миазмов или тухлой воды. Хотя я ума не приложу, откуда у нас тут могут взяться болотные миазмы, у нас и болот в горах не бывает, и вода горная всегда свежа, но раз доктора говорят, что холера, разве кто с ними будет спорить?

— И маркграфиня всё ещё больна?

— Не совсем, ей уже лучше, она уже выходит к столу, но пока ехать домой не может, ещё слаба.

Всё это было так неожиданно, и слова этого славного и, кажется, доброго человека казались ему такими настоящими. Не было в них никакой хитрости, которую обычно он чувствовал сразу. Также не было никакого изъяна во всей рассказанной истории. Тут генерал взглянул на пажа. Он так и сидел в непринуждённой позе, и вид его был всё такой же скучающий. И тут граф улыбнулся:

— И что же, барон, кажется, заинтересовал теперь вас мой замок? Интересно стало теперь моё приглашение?

— Да уж и не знаю, что тут сказать… — Волков засмеялся. — Спешу я, конечно, но быть представленным самой маркграфине…

— Дорогого стоит? — продолжал подначивать его фон Тельвис.

— Да, — сознался генерал. — Дорогого стоит.

— Ну так что? Вы принимаете моё… а вернее сказать, наше с маркграфиней приглашение?

— Да разве же можно такой чести противиться⁈

«Может, то всё глупость про злых колдунов, может, маркграфиня и вправду животом от холеры маялась, месяц проживая у графа и графини. Узнать это будет нетрудно, достаточно расспросить того же трактирщика Бауэра. Он должен был что-то слышать, например, про докторов, что ездят в замок из Туллингена. Да и про тех же сеньоров его. Хотя… Если напуганы местные людишки, если граф их твёрдо в кулаке держит, так никто из них и не пикнет против хозяина». С другой стороны, глядя на самого графа и его изнеженного и красивого пажа, уж и не верилось генералу, что этот сеньор может быть суров или даже хотя бы твёрд со своими людьми.

Конечно, нужно было всё сначала разузнать, но он боялся расспрашивать местных. Ведь скорее всего о таких расспросах сразу бы стало известно хозяину ущелья. А генерал рассчитывал подойти к замку как можно более неожиданно. Не будоража перед этим графа расспросами местных крестьян.

В общем, согласие на поездку в гости он молодому фон Тельвису уже дал и просил того чуть подождать, а теперь давал распоряжения остававшемуся на постоялом дворе Гюнтеру:

— Томаса я заберу, вдруг понадобится, не знаю, останусь ли у графа; если не приеду к ночи, не тревожься, а жди к завтрашнему дню господина полковника Брюнхвальда. Смотри не прозевай его. Скажешь ему, пусть идёт к замку, я там. А что делать ему, он и сам сообразит. Ты главное следи за сундуками, чтобы не шарили по ним, и за каретой тоже, так как поеду я верхом. Да, и за лошадями моими смотри, путь этот Бауэр им овса не жалеет, говори, что за всё заплатим. Пусть кормит, тут овёс и сено дёшевы.

Отдав все наставления и взяв себе из сундука денег побольше, генерал остановился и подумал: не снять ли ему с себя латы, а то в железах он выглядит так, как будто не доверяет своему новому знакомому. А потом решил, что… ничего. Поедет в латах, пусть это и выглядит глупо, а там, в замке, он от доспеха разоблачится, конечно же. За стол с дамами в железе садиться не комильфо.

* * *

Барон вышел и стал искать глазами людей, что приехали с графом, но, к удивлению своему, никого не нашёл.

«Граф приехал со своим пажом Виктором? И всё? Он, видно, уверен в людях своих, что ездит