с общей позицией в отношении коммунизма со стороны всей русской национально-мыслящей эмиграции. Эта позиция генерала Эглау и явилась причиной его ареста, а также обыска в канцелярии легитимистов» [Там же, л. 22]. Ходили слухи, что аресту Эглау поспособствовал генерал Кислицин [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 55 241, л. 28].

Аресты и высылка из пределов Маньчжоу-го видных военных руководителей являлись спланированным ударом по военным организациям неяпонской ориентации. В поддержку репрессированных выступила эмигрантская общественность Харбина. Начальник Японского отделения РОВС генерал Петров обратился с письмом к командующему Квантунской армии генералу Минами Дзиро с ходатайством провести по делу Сычева и Белоцерковского расследование, поскольку главной причиной этого инцидента стали «нетерпимость и партийность части ответственных руководителей Бюро, принадлежащей к фашистам и бывшим сотрудникам Атамана Семенова». Петров также указывал на появление в Харбине нового объединения бывших военных, создаваемого под руководством генералов Кислицина и Бакшеева, ближайших сотрудников атамана Семенова, как бы в противовес Обще-Воинскому Союзу. Петров не отрицал необходимости консолидации «всех военных в одну семью», но сомневался «в успехе дела при руководстве генерала Кислицина или Бакшеева по многим причинам персональным и по узкой их партийности» [HIA. Petrov Papers, box 1, f. 7].

Обращение русской общественности к властям не возымели своих действий, выдворенным из Маньчжоу-го офицерам пришлось искать пристанища в других китайских городах. В частности, генерал Эглау обосновался в Тяньцзине, остальные в Шанхае[572].

Вслед за первыми офицерами, высланными из Маньчжоу-го, вскоре последовали и другие. В конце 1935 г. из Маньчжурии были выдворены генералы Вержбицкий и Косьмин, вынужденные перебраться в Тяньцзин. Уезжая из Харбина, Вержбицкий оставил в качестве исполняющего обязанности начальника Харбинского отделения генерал-майора А. В. Зуева[573]. Формально объединение, также как и Военно-Монархический союз, продолжало существовать в Маньчжоу-го на протяжении 1936 г., хотя списки их членов были переданы в ДВСВ и осуществлялась их постепенная перерегистрация в этой организации. Остатки легитимистской организации просуществовали несколько дольше.

Изгнанный из Маньчжоу-го генерал Эглау назначил своим заместителем полковника Друри, не имевшего большой популярности среди легитимистов, и не сумевшего сохранить хотя бы видимость единства [ГАХК, ф. Р-830, оп. 3, д. 55 241, л. 7]. Двумя наиболее крупными группами легитимистов в Харбине являлись группа подполковника Зорина, составленная в основном из ижевцев, и группа гвардии поручика (гвардии штабс-капитана производства Сен-Бриака) В. А. Клепцова. В 1936 г. Зорин обратился с письмом к в. кн. Кириллу Владимировичу, где подробно изложил все, что произошло в Маньчжурии. В Сен-Бриаке Зорина посчитали наиболее «твердым легитимистом» и назначили новым представителем Его Императорского Величества в Маньчжоу-го [ГААОСО, ф. Р-1, оп. 2, д. 46 300, л. 218, 248, 249]. В своем полуподпольном состоянии легитимисты просуществовали до 1938 г.[574]

Вслед за Харбином борьба со скрытыми врагами развернулась на линии. Репрессии имели двойное назначение — способствовать объединению эмиграции и уничтожению разведсети, которую советская сторона не могла не оставить после потери КВЖД. «Охота на ведьм» была запущена убийством в декабре 1935 г. в Трехречье начальника местного отделения БРЭМ генерала Тирбаха[575].

Весной 1936 г. в Трехречье якобы был раскрыт заговор советских резидентов, организовавших т. н. советский штурмовой отряд, в задачи которого входила разведывательная работа, пропаганда среди русских против Маньчжоу-го, в случае начала войны — возглавление партизанских отрядов. В связи с этим было арестовано около 40 человек, девять из которых во главе с Ф. Н. Шароглазовым, семеновцем, казачьим военным инструктором, расстреляны [АВПРФ, ф. 0100 б, оп. 6, п. 113, д. 20, л. 16–18; ф. 100 б4, оп. 3, п. 17, д. 15, л. 65, 84, 85]. Аресты эмигрантов, подозревавшихся в работе на советскую разведку, производились на ст. Пограничная, Ханьдаохэцзы, Яблоня, Имяньпо, Мулинских копях [Там же, ф. 0100 б, оп. 6, п. 113, д. 20, л. 32, 33.]. В Харбине летом 1936 г. была выявлена большая советская шпионская сеть преимущественно из бывших белых шоферов, руководимых Бадаем, председателем эмигрантского Общества работников автотранспорта [Там же, ф. 100 б4, оп. 3, п. 17, д. 15, л. 51].

Таким образом, путем утверждения прояпонских организаций Дальневосточного союза военных и Союза казаков на Дальнем Востоке, ликвидации неугодных японцам военных объединений и репрессий в отношении «неблагонадежных» лиц из бывших военных, военная эмиграция в Маньчжоу-го была в целом консолидирована и поставлена под полный контроль со стороны японских властей.

Глава 16. Русские военные эмигранты в Синьцзяне и их участие в подавлении мусульманских восстаний

К концу 1920-х гг. число русских эмигрантов в огромном Синьцзяне не превышало трех тысяч человек (мы здесь не учитываем большую казахскую эмиграцию). Вероятно, до трети из них составляли бывшие российские военнослужащие и консульские работники. Новый поток беженцев с территории СССР хлынул в провинцию в период сплошной коллективизации. За 1929–1930 гг. в Синьцзян прибыли не менее 28 тыс. русских и несколько десятков тысяч казахов. Большая часть русских (20 тыс.) осели в Илийском крае [BAR. Vorobchuk Papers, box 2].

Военные эмигранты в Синьцзяне были сильно разобщены, причина чему являлись не только расселение в отдаленных друг от друга районах Синьцзяна (Урумчи, Кульджа, Чугучак и др.) и принадлежность к разным казачьим войскам (основная масса русских военных в Синьцзяна принадлежала к казакам), но и прежняя служба в конкурировавших между собой подразделениях (дутовцы, анненковцы, бакичевцы и др.). Как сообщала советская агентура, «среди эмигрантов, особенно офицеров, отсутствует всякая спайка. Живут каждый для себя и при удобном случае стараются позорить друг друга» [АВПРФ, ф. 0100, оп. 10, п. 131., д. 92, л. 46]. Значительная часть бывших военных были зарегистрированы в советском консульстве и, в целом, считались лояльными в отношении советской власти, а некоторые тайно сотрудничали с советской разведкой.

Несмотря на свою разрозненность и слабость, военная эмиграция предпринимала попытки борьбы против советской власти. Антисоветские акции выражались в антибольшевистской пропаганде, немногочисленных демонстрациях, призывах бойкотировать советские товары, оскорблениях советских официальных лиц. Советская сторона также обвиняла эмигрантов в работе на иностранные (главным образом английскую) разведки. Одной из наиболее активных антисоветских групп в Синьцзяне являлась группа, возглавляемая бывшим консулом А. А. Дьяковым и крупным предпринимателем К. В. Гмыркиным, в состав которой входили полковник К. Н. Бухарин[576], подпоручик Н. В. Станкевич, прапорщик А. М. Ушков и др. [Наземцева, 2013, с. 120–125]. Ряд белых активистов имели китайское подданство [АВПРФ, ф. 0100, оп. 10, п. 131, д. 92, л. 46]. Также есть сведения, что Офицерский союз подполковника П. П. Папенгута поддерживал связи с т. н. Черной армией, созданной из бежавших в Синьцзян из Советского Союза противников мероприятий большевистской власти. Возглавлял повстанцев бывший офицер В. Саянов-Заплавский, его помощником, руководившим казахским крылом армии, являлся А. Канабеков [Обухов, 2007, с. 181, 182].

На рубеже 1920–1930-х гг.