вопрос выделения земли для бывших военнослужащих, так как распространились сведения, что земля будет выдаваться в Карашарском округе, а не в Илийском, где природные условия были гораздо лучше и плотность русского населения выше.

В конце августа 1934 г. состоялась встреча командования Русского отряда с советником дубаня генералом Маликовым, который отрицал слухи о надвигающейся «советизации» Синьцзяна и доказывал, что опасения эмигрантов напрасны. Командование Русского отряда ответами Маликова осталось недовольно, но воинская масса, побуждаемая советской агитацией, стремилась возвратиться домой и, в конце концов, был достигнут компромисс — части возвращаются на места формирования с оружием, где его затем сдают властям. Только офицерам разрешалось сохранить личное оружие. В Карашарском, Илийском и Алтайском округах создавались русские охранные подразделения — Отдельная русская сотня в Курле (136 человек), Отдельная русская сотня в Кульдже (118 человек) и отдельный русский взвод в Шара-Сумэ (46 человек) [Там же, л. 278].

Всего за сентябрь — ноябрь 1934 г. было демобилизовано 1423 человека, из них отправлено в Илийский округ — 858 человек, в Тарбагатайский — 288, в Алтайский — 157, в Урумчи — 120 [Там же].

Наиболее крупным русским подразделением, оставшимся на военной службе на постоянной основе, являлся Отдельный Синьцзянский русский конный отряд, созданный на базе 6-го Кадрового полка, куда были отобраны лучшие офицеры и унтер-офицеры. Отряд состоял из трех сабельных, одной пулеметной сотен и конной батареи, и насчитывал 684 человека. Командиром отряда был назначен полковник Чернев, офицер исполнительный, политикой не увлекавшийся[587]. Его кандидатура, в отличие от первоначально предложенного Бектеевым подполковника Собинова, была поддержана советской стороной. Чернев с радостью принял новое назначение, получив звание генерал-майора [Наземцева, 2013, с. 166, 172; РГВА, ф. 25 895, оп. 1, д. 892, л. 278]. Русский отряд дислоцировался первоначально в Марал-Баши, позднее — в Урумчи. Кроме того, в Уручми размещалась Русская конвойная сотня, возглавляемая генерал-майором Антоновым, в составе 330 человек. Около ста русских молодых эмигрантов были направлены на различные курсы [Обухов, 2007, с. 210; РГВА, ф. 25 895, оп. 1, д. 892, л. 278].

Некоторые из русских старших офицеров, оставшиеся не у дел, получили назначения в штаб дубаня. Бектеев в качестве советника с сохранением звания генерал-лейтенанта и одновременно — начальником Дорожного отдела; бывшие командиры полков — военными советниками по должности полковников [РГВА, ф. 25 895, оп. 1, д. 892, л. 278]. Впрочем, после 1934 г. Шэн Шицай все меньше считался с белыми русскими, углубляя связи с Советским Союзом и способствуя советизации Синьцзяна, что было встречено частью эмиграции с недовольством. Русские охранные отряды вскоре были разоружены, а Синьцзянский русский отряд функционировал под руководством советских офицеров.

Весной 1937 г. на юге Синьцзяна вспыхнуло новое восстание мусульман, ударной силой которого являлись 36-я дунганская и 6-я уйгурская кавалерийские дивизии. Для подавления восстания на территорию провинции по просьбе Шэн Шицая вновь были введены советские войска. В период восстания русские эмигранты заявили о нежелании поддерживать администрацию Шэна, а на территории Алтайского округа произошло выступление русских казаков [Наземцева, 2013, с. 183].

Восстание стало поводом для волны репрессий, прокатившихся по Синьцзяну в 1937–1940 гг., жертвами которых, в том числе, стали практически все бывшие белые офицеры, несмотря на то, что многие из них работали на советские спецслужбы. Например, известно, что летом 1938 г. органами НКВД Узбекской ССР были арестованы генералы Антонов и Чернев, полковник Альметьев и др. Их обвиняли в работе на германскую разведку [Ганин, 2007, с. 89]. Также были арестованы и казнены генералы Бектеев, Алиманов, полковники Ушков, Ананьин, Мандрыгин, Николаев, Проскуряков, Вяткин, и др. В списке, приводимым А. П. Воробчуком, значатся 38 белых офицеров, репрессированных советскими органами [BAR. Vorobchuk Papers, box 2]. Существенно сократилось присутствие русских в вооруженных силах Синьцзяна. К 1940 г. из всех русских подразделений сохранился только Отдельный русский эскадрон в Куче, полностью контролировавшийся советской стороной [Наземцева, 2013, с. 184].

Таким образом, русская военная эмиграция в Синьцзяне к началу 1940-х гг. практически полностью исчезла. Отдельные русские эмигранты, прошедшие военную подготовку, участвовали в 1944–1945 гг. в вооруженной борьбе против отказавшегося в 1942 г. сотрудничать с СССР Шэн Шицая и гоминьдановской администрации в Синьцзяне.

Глава 17. Иллюзия единого фронта: русская военная эмиграция в Маньчжоу-го во второй половине 1930-х гг

В середине 1930-х гг. Япония окончательно встала на путь достижения доминирующего положения в Восточной Азии и реализации амбициозного проекта создания Восточно-Азиатской сферы совместного процветания. Стремление Японии к лидирующим позициям на континенте привело к широкомасштабной войне с Китаем. И хотя японцы не сумели разгромить Китай в «молниеносной» войне, под их контроль попали все территории массового расселения русских эмигрантов. Русская военная эмиграция, которой в планах японских военно-политических кругов отводилась важная роль, вынуждена была признать главенство японцев и приспосабливаться к новым условиям существования.

С созданием в середине 1930-х гг. в Маньчжоу-го единого эмигрантского административного центра, существенным сокращением советского влияния, исчезновением целого ряда старых военных организаций и начавшейся консолидацией бывших русских военных в составе двух объединений — ДВСВ и ДВСК[588] — в жизни русской военной эмиграции произошли серьезные перемены. С одной стороны, статус военных был легитимизован и даже приобрел определенный вес в глазах властей и общественности. Для бывших военных были восстановлены воинские звания, полученные ими в годы Гражданской войны. В среде эмигрантской администрации вошло в практику ношение военного мундира, который в дни государственных и эмигрантских праздников мог дополняться погонами и российскими орденами. Бывшие военные заняли ключевое положение в эмигрантской администрации, были массово представлены в полицейских и военизированных структурах Маньчжоу-го, продолжали играть определенное значение в деле подготовки свержения советской власти в России. С другой стороны, в среде эмигрантских активистов произошло новое размежевание. Те военные, которые не хотели работать с японцами, а точнее — на японцев, были либо выдворены из Маньчжоу-го, либо вынуждены отойти от активной деятельности, насколько это было возможно в тех условиях, когда японские спецслужбы стремились всемерно использовать ресурсы русской эмигрантской колонии.

Во главе русского эмигрантского сообщества в Маньчжоу-го и военной эмиграции в середине 1930-х гг. оказались «семеновцы», фашисты и часть легитимистов, успевших вовремя выйти из организации, т. е. практически прежний фашистско-семеновско-легитимистский альянс. Исключением оказался Пограниченский округ Маньчжоу-го, где ведущие позиции сохранились в руках бывших членов РОВС и БРП. Под руководством доминирующей группировки завершилась полупринудительная консолидация всех русских военных в составе Дальневосточного союза военных и Союза казаков на Дальнем Востоке. Основная масса членов этих организаций была представлена теми военными, которых мы в своей классификации типов военных эмигрантов отнесли к «пассивным антибольшевикам», т. е. людям, почти не входившим