Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пройдя оазис Аксу, путешественники перешли Аксу-Дарью вброд и пошли по западному берегу, где уже потянулись деревни. Далее через реку Таушкан-Дарья дорога ущельем прошла на перевал Бедель[152]. Утром 29 октября экспедиция начала восхождение на перевал, лежащий на высоте 4100 метров. «Переходом через Бедель, где, как известно, пролегает теперь пограничная черта России с Китаем, закончилось нынешнее наше путешествие в Центральной Азии. В тот же день я отдал по своему маленькому отряду следующий прощальный приказ:
— Сегодня для нас знаменательный день: мы перешли китайскую границу и вступили на родную землю. Более двух лет минуло с тех пор, как мы начали из Кяхты свое путешествие. Мы пускались тогда в глубь азиатских пустынь, имея с собой лишь одного союзника — отвагу; все остальное стояло против нас: и природа и люди.
Вспомните — мы ходили то по сыпучим пескам Ала-шаня и Тарима, то по болотам Цайдама и Тибета, то по громадным горным хребтам, перевалы через которые лежат на заоблачной высоте…Мы выполнили свою задачу до конца — прошли и исследовали те местности Центральной Азии, в большей части которых еще не ступала нога европейца. Честь и слава вам, товарищи! О ваших подвигах я поведаю всему свету.
Теперь же обнимаю каждого из вас и благодарю за службу верную — от имени Государя императора, нас пославшего, от имени науки, которой мы служили, и от имени родины, которую мы прославили…»[153]
Глава восьмая. Бремя успеха
Итоги экспедиции. — Честь и слава. — Назойливое внимание. — Доклад о Кашгарии. — Любимая Слобода. — От полноты спасет только пустыня! — История с медалью. — Выставка. — Дом с мезонином. — План пятой экспедиции.
Общая протяженность пути четвертой (или второй тибетской) экспедиции через пустыни Центральной Азии составила 7500 километров. В багаже экспедиции, запыленных ящиках и вьюках через степи, пустыни, горы и реки невозмутимыми верблюдами была доставлена научная добыча огромной ценности: планшеты, на которые был нанесен маршрут через неведомые до сих пор земли; рисунки, фотографии, путевые заметки, образцы почв; огромные, заботливо упакованные коллекции растений, рыб и животных. Среди них было много тех, кто впоследствии будут носить имя великого первооткрывателя и его верных товарищей — «песчанка Пржевальского», «геккончик Пржевальского», «вьюрок Роборовского», «круглоголовка Роборовского», «завирушка Козлова», «жаворонок Телешова», «аргали далай-ламы»; новые виды рыб — расщепохвостов, губачей, маринок, гольцов, лобнорский «тазек-балык», «гольян Пржевальского»; новые виды растений — «камнеломка Пржевальского», «кашгарская реамюрия Пржевальского», «очиток Роборовского», «тибетская осока», «тибетский твердочашечник», «монгольский козелец», новые виды хохлатки, анемона, горечавки и много других.
В Караколе путешественников чествовали как героев. Вся Россия знала уже имя великого первопроходца. 3 ноября в Каракол пришла депеша цесаревича, поздравившего Пржевальского «с благополучным окончанием многотрудной экспедиции и приобретенными результатами»[154].
Николай Михайлович был верен себе — потратив чуть больше двух недель на восстановление сил и организационные хлопоты, уже 16 ноября он покинул Каракол и через Верное и Омск ко второй половине января прибыл в Санкт-Петербург. Там его ожидала заслуженная награда: приказом Государя Императора от 22 января 1885 года полковник генерального штаба Пржевальский был произведен в генерал-майоры, а также назначался членом Военно-ученого комитета. Государь также изъявил желание видеть героя в генеральских эполетах — иначе говоря, Пржевальскому была назначена императорская аудиенция в тот же день, 22 января 1885 года, в 12 часов дня. Он не раз потом рассказывал о том милостивом и сердечном внимании, которого он, по его мнению, не заслуживал. Учитывая широко известную прямолинейность и честность Пржевальского, он был искренне тронут этим приемом, а не рассыпался в дежурном славословии.
Но и осыпанный царскими милостями, он не забыл о своих верных товарищах. За несколько дней до получения награды Николай Михайлович отмечал, что большая часть заслуг экспедиции «принадлежит не мне, а моим сподвижникам. Без их отваги, энергии и беззаветной преданности делу, конечно, не могла осуществиться даже малая часть того, что теперь сделано за два года путешествия. Да будет же воздаяние достойно подвига!»[155]
Признавая справедливым наградить всех членов экспедиции военный министр П. С. Ванновский испросил для Н. М. Пржевальского пожизненную пенсию в 600 рублей в год, что с уже имеющейся составило 1800 рублей в год; поручику Роборовскому — прибавка к пожизненной пенсии, пожалованной в 1881 году, в 200 рублей и орден Святого Владимира 4-й степени; подпоручику Козлову — знак отличия военного ордера 4-й степени и право поступления в Санкт-Петербургское военное юнкерское училище, а также 500 рублей единовременно; Д. Иринчинову — знак отличия военного ордена 3-й степени и пожизненная пенсия в 120 рублей; П. Телешову — знак отличия военного ордена 3-й степени и единовременно 300 рублей; всем остальным 14 членам экспедиции — знак отличия военного ордера 3-й степени, по 200 рублей единовременно и предоставление шестимесячного отдыха для восстановления сил и здоровья.
Кроме этого, еще в 1884 году, во время экспедиции, Шведское антропологическое и географическое общество избрало Пржевальского своим членом и наградило медалью «Вега». В 1886 году он был избран почетным членом Императорского российского общества садоводства, общества землеведения в Лейпциге и Немецкой академии в Галле. По ходатайству ряда членов Русского географического общества хребту, названному путешественником Загадочным, было присвоено имя хребет Пржевалького.
Вместе с тем суматоха и бесконечные приемы утомляли и раздражали путешественника. «Решительно не найду минуты свободной, чтобы посетить вас, — пишет он 11 февраля 1886 года М. Н. Шишмаровой. — Попасть к вам никак не могу. Завтра, кажется, день вашего ангела, примите от меня сердечное поздравление с пожеланием всяких благ».
«Пребываю еще в Питере, — пишет он 28 февраля А. М. Лушникову, — и мучаюсь несказанно; не говоря уже про различные чтения и официальные торжества, мне просто невозможно пройти и ста шагов по улице — сейчас обознают и пошла писать история с разными расспросами, приветствиями и т. п. Мало того, Телешову проходу не дают…»
Он торопится уехать в Слободу, чтобы