— Конечно, поговорите. Но помните, девочка не готова к сильным стрессам. Она все еще не может отойти после смерти Елены.

* * *

Когда Сонька вошла в комнату дочери, та сидела за пианино, учила какой-то этюд. Увидев гостью, она отложила нотную тетрадь.

— Вы ко мне?

— К тебе, дочь.

Она присела на край постели, протянула руку, чтобы погладить девочку по голове.

Та увернулась.

— Не надо. Я не люблю.

— Ты бы хотела, чтоб я осталась здесь?

— Здесь? — переспросила Табба. — Зачем?

— Как зачем? Буду жить с тобой, с пани Марией.

Девочка пожала плечами.

— Не знаю.

— По-моему, ты меня боишься.

— Нет, — усмехнулась девочка. — Я учу этюд, и вы мне мешаете.

— Можешь что-нибудь сыграть?

— Сыграть? — Ребенок подумал, положил какие-то ноты перед собой, и ее пальчики забегали по клавишам.

Играла Табба довольно сносно, пьеска тоже была простой. Когда дочь закончила этюд, Сонька поднялась:

— Можно я сыграю?

Та с откровенным скепсисом уступила место, встав за спиной гостьи.

Воровка бегло прошлась по клавишам, припоминая какую-то вещь, и вдруг заиграла легко, изящно, почти профессионально.

В детской появилась пани Мария, с откровенным удивлением и уважением стала слушать игру Соньки. Табба стояла у окна, откинув назад голову и закрыв глаза. Наконец гостья закончила играть и несколько смущенно посмотрела на дочь и хозяйку:

— Давно не играла. Отвыкла.

— Знаете, прекрасно, — возразила пани Мария. — Я даже не ожидала.

Дочка подошла к Соньке, тихо спросила:

— Вы правда моя мама?

— Конечно.

— А где вы были все это время?

— Где я была? — переспросила воровка, бросив быстрый взгляд на пани. — Как-нибудь я постараюсь тебе объяснить. Сейчас просто не ко времени.

— Да, — торопливо поддержала пани Мария. — Вы, Соня, уже опаздываете. Через час у вас поезд.

— Вы уезжаете? — то ли удивилась, то ли испугалась Табба.

— Да, дочь, мне пора, — Сонька поднялась, поцеловала девочку в лоб. — В следующий раз я останусь надолго. Или заберу тебя с собой. Верно, пани Мария?

— Да, конечно, — растерянно кивнула та. — Время покажет…

Воровка двинулась в прихожую, пани Мария и Табба следовали за ней. По пути Сонька достала из сумочки туго скрученную пачку денег, незаметно сунула пани и прошептала:

— Больше у меня пока нет.

— Вы что? — удивилась та. — Ничего не надо. У нас есть все.

— Я прошу. Хотя бы что-то от меня.

— Спасибо.

В прихожей Сонька низко поклонилась хозяйке, еще раз поцеловала девочку.

— Спасибо вам.

Неожиданно Табба вцепилась в руку матери.

— Не уходите, — в ее глазах стояли слезы. — Я так долго ждала вас. Пожалуйста.

Пани Мария попыталась отцепить ее, но девочка не отпускала и все повторяла.

— Не уходите! Я должна поговорить с вами. Мне надо поговорить. Умоляю!

— Мама еще вернется, непременно вернется, — убеждала пани, стараясь увести плачущую девочку. — Таббочка, поверь. Маме нельзя задерживаться, она опаздывает.

— Да, я опаздываю. Но я вернусь. Обязательно вернусь! Прости меня, доченька. — Сонька попятилась к двери и уже на площадке услышала отчаянный крик ребенка в квартире:

— Если ушли, то больше не возвращайтесь! Ненавижу вас! Всегда ненавидела, а теперь еще сильнее! Я не хочу вас видеть!

Воровка сломя голову бросилась по лестнице вниз.

* * *

Сонька брела по Невскому проспекту, плача тихо и отчаянно. Прохожие обращали на нее внимание, некоторые даже придерживали шаг, но она никого не видела и не замечала. Вытирала платочком глаза, сморкалась и снова захлебывалась в слезах.

Рядом остановилась карета, из нее вышел элегантный господин и направился к убитой горем женщине. Представился:

— Князь Обертынский. Могу чем-нибудь вам помочь?

— Нет, спасибо, — усмехнулась Сонька. — Это личное.

— Не часто приходится видеть элегантную даму, столь открыто страдающую на людях.

Сонька обратила внимание на дорогие украшения на пальцах князя, на усыпанный изумрудами брелок, свисающий из карманчика брюк.

— Знаете, сударь, мне сейчас не до людей. Мне бы справиться с эмоциями и как-нибудь добраться домой.

— Карета к вашим услугам.

— Нет, благодарю. Если возможно, помогите перейти на другую сторону проспекта. Я боюсь проносящихся экипажей.

— Как прикажете, мадам.

Князь аккуратно взял Соньку под руку, выждал, когда повозок на проспекте станет меньше, и повел ее на противоположную сторону.

— У вас заметный акцент.

— Да, я не коренная. Я — француженка.

— Превосходно! — по-французски воскликнул мужчина. — В вас чувствуется порода, мадам.

— Благодарю, месье, — также по-французски ответила воровка, бросив на него кокетливый взгляд. — В вас тоже. — Едва уловимым движением она вытащила у него брелок, обнаружив при этом в соседнем кармане тугой бумажник. Обворожительно улыбнулась. — Хотя что в этом удивительного? Вы ведь князь.

Мужчина был польщен.

— Это заслуга не моя. Заслуга отца с матушкой.

Неожиданно Сонька споткнулась, князь тут же подхватил ее, как бы нечаянно, но довольно ощутимо прижав к себе.

— Прошу вас, не надо, — легонько отстранилась женщина, выхватив при этом бумажник. — Это не совсем прилично. Люди.

— Простите, я нечаянно.

Они пересекли Невский, остановились друг против друга.

— Я бы желал с вами встречи, — сказал князь.

— Я тоже.

— Могу ли я оставить вам свою карточку?

— Буду благодарна.

Мужчина прошелся по карманам, но бумажника не обнаружил.

— Кажется, я забыл бумажник в карете, — виновато произнес он. — Будете любезны, подождете, пока я вернусь?

— Не стоит. — Нежно взяла его за руку Сонька. — Завтра в это же время я буду ждать вас.

— Ваше имя?

— Софья.

— Значит, Софья, на этом месте?

— Именно на этом месте.

Князь поцеловал ей руку и заспешил к своей карете, уворачиваясь от несущихся по проспекту экипажей, повозок и фаэтонов. Сонька смотрела ему вслед и поднимала руку, когда он оглядывался.