своих лошадей по протоптанной тапирами в роще тропинке и, может быть, было бы лучше, если бы уехали подальше. Но Гальбергеру хотелось посмотреть, что это за индейцы: ведь это могли быть и его друзья из племени това. Он приказал дочери придержать пони, и оба притаились в кустах.

Франческа была не городская изнеженная девушка. Она выросла в степи и ничего не боялась. Положив руку на шею пони, она успокаивала и сдерживала его, относясь к происходящему не менее сознательно, чем отец.

Ждать им пришлось недолго. Индейцы выехали из кустарников на открытое место на противоположном берегу реки. Хотя их разделяло расстояние в четверть мили, отец и дочь ясно видели, что это действительно индейцы, а зоркие глаза девушки разглядели даже и то, что это индейцы из племени това. Она узнала и молодого вождя в ярком плаще.

— Это това, отец, — прошептала она, — а один из всадников, едущих впереди, — Агуара.

— О! В таком случае нам нечего бояться, — со вздохом облегчения ответил отец. — Мы можем прямо поехать им навстречу. Вероятно, они возвращаются в деревню. Где это они могли так долго оставаться, удивляюсь. Теперь нам с ними по пути. Но что это значит? Рядом с Агуарой едет белый. Кто бы это мог быть?

Гальбергер и его дочь пристально вглядывались в лицо спутника Агуары. Зрение у Франчески или чутье было лучше, чем у отца, только она первая узнала этого человека.

— Папа, — с ужасом прошептала она, — это тот человек, который приходил к нам в Асунсьоне и который так не нравился маме, — сеньор Руфино.

— Ш-ш! — остановил ее с испугом отец. — Придержи своего пони. Ни шагу вперед!

Бояться было чего! Руфино был его злейшим врагом. Это он в бытность их в Парагвае нанес оскорбление его молодой жене — именно ему диктатор поручил переговорить с ней.

Почему же Руфино оказался теперь в обществе това и находится рядом с сыном их вождя? Они едут и беседуют самым дружеским образом. Нет никаких оснований предполагать, что Руфино попал в плен к индейцам. Уж не заключил ли Нарагуана снова мир с парагвайцами? Может быть, этот самый Руфино Вальдес прибыл в качестве посла от диктатора для заключения договора? Если так, то Гальбергеру придется плохо, потому что одним из условии договора, вероятно, будет требование выдачи его и всей его семьи диктатору. Неужели, однако, Нарагуана способен на такой низкий поступок? Нет, этого быть не может. Почему только вождь не предупредил своего белого друга о том, что покидает деревню? Почему это внезапное бегство? Уж не означало ли это измену?

В любом случае присутствие Руфино обещает мало хорошего. От него можно ждать только зла, даже смерти. Тяжелое предчувствие шевельнулось в сердце Гальбергера, предчувствие, перешедшее почти в уверенность, что ему не сдобровать. Гальбергер понимал, как эта дружба для него опасна. Приспешник Франсии, конечно, не забыл старую вражду к нему. Вальдес славится своим искусством опытного проводника и от него не скроешься в этой чаще. Следы копыт лошади и пони остались на мягкой земле на берегу реки. Вальдес и индейцы их заметят и разыщут отца и дочь. Как жаль, что они не бежали по тропинке, проложенной тапирами, пока еще было время. Теперь уже поздно.

Такие мысли мучительно роились в голове Людвига Гальбергера в то время, как он, пригнувшись к седлу, смотрел через брешь в густой листве на приближающуюся к реке кавалькаду индейцев. Чем ближе подъезжали они, тем больше росла в нем уверенность, что они с дочерью погибли.

7. ВАЛЬДЕС

Чтобы объяснить, каким образом Вальдес очутился в обществе това и их молодого вождя, а также почему индейцы покинули свою деревушку, следует сказать, что старый Нарагуана умер через несколько дней после того, как навестил в последний раз Гальбергера.

Умер он не в своей деревне, а в священном для това городе в центре Чако, где были похоронены его предки. Здесь находились могилы това. Могилы эти были в виде высоких деревянных построек. Почувствовав приближение смерти, Нарагуана велел перенести себя на носилках в Священный город, где он родился. С ним вместе отправилось и все племя. Вот почему Гальбергер не застал в деревне ни души.

Тот, кто очутился бы три недели назад на берегу реки, стал бы очевидцем интересной картины — переправы целого племени, перекочевывающего на другое место. Мужчины переправлялись верхом на лошадях, женщины и дети — в лодках из звериных шкур. Лай собак, крик и плач детей смешались в общий гул. Смеха не было слышно, потому что все были опечалены болезнью своего старого вождя. А болен он был так серьезно, что, прибыв в Священный город, на второй же день умер, и тело его было выставлено на таком же сооружении, на каком белели кости его предков. Прах индейцев не предается земле, а покоится в воздушных могилах.

Смерть Нарагуаны не прошла бесследно для племени това. Хотя во главе племени и стоит вождь, но образ правления у них скорее республиканский, чем монархический. Нового вождя избирают, а не назначают по наследству. На этот раз избранным все-таки оказался сын Нарагуаны, Агуара, пользовавшийся популярностью среди молодых индейцев това.

Сама по себе смерть старого вождя не могла вызвать особой перемены в отношении това к Гальбергеру, если бы не другое обстоятельство.

Дело в том, что диктатор Парагвая Франсия послал Руфино Вальдеса разыскивать ускользнувшие от него жертвы. Вальдес взялся за это потому с большим рвением, что у него были личные счеты с «немцем», и еще более давняя неприязнь к его верному слуге Гаспару. Сначала Руфино думал, что разыскать беглецов будет очень легко, так как едва ли они могли уйти за пределы страны, границы которой так строго охраняются. Он обыскал, однако, все уголки Парагвая и не нашел их. Тогда Франсия поручил ему отправиться в соседние территории и продолжать поиски. Он надеялся, что в силу им самим изданного закона ему удастся