На следующий день лучи яркого, как зарево, восходящего солнца пробивались сквозь ветви пальм, растущих по берегам Пилькомайо. Два всадника выехали из сумаховой рощи, в которой накануне прятался от Вальдеса и его сообщников Людвиг Гальбергер.

Они ехали по поросшему деревьями холму, причем первый всадник вел под уздцы лошадь второго. Когда они достигли вершины, перед ними раскинулась возвышенная равнина. Кое-где виднелись пальмы да в местах, где была вода, появлялись ивы. Приподнявшись в стременах, один из всадников часто пытливо вглядывался вдаль, как будто опасался встретить врага.

Солнце стояло уже высоко. Внимательно присмотревшись к загорелому, озабоченному на этот раз лицу всадника, мы узнали бы гаучо Гаспара.

Его спутника признать было труднее. Широкополая, надвинутая на лоб шляпа скрывала лицо. Голова его так странно поникла, что подбородок почти касался груди. От шеи до колен закутанный плащом, он сидел неподвижно в седле, не говорил ни слова и даже не правил лошадью. Она шла, повинуясь ведущему ее первому всаднику.

Можно было бы подумать, что гаучо возвращался из похода и вел за собой пленника. Спутник его был точно привязан к седлу или так покорен своей судьбе, что даже не думал о побеге. На самом деле Гаспар был человек самый миролюбивый и никого в плен не брал.

Не обращал внимания на товарища и гаучо. Он был поглощен наблюдением и зорко смотрел вдаль, иногда бормоча что-то про себя.

— Ехать по берегу не годится. Кто бы ни были черти, натворившие столько зла, они, может быть, еще близко, и если я встречусь с ними, со мной будет то же, что с ним. Лучше уж сделать крюк, но ехать домой не по берегу. Если това приложили руку к этому злодеянию, — а я думаю, что они причастны к делу, — они должны быть недалеко. Некоторые из них могли даже возвратиться в свою деревню. Нелегко будет проехать через равнину незамеченным. Впрочем, пока в степи не видно ни души.

Снова окинул он взором зеленеющую степь. Неподалеку мирно паслось стадо оленей и прогуливалась стая страусов. Животные не были бы так беззаботны, если бы на равнине были индейцы. Это несколько успокоило Гаспара.

— Пожалуй, попытаюсь проехать равниной. Да ничего иного и не поделаешь. Надо же добраться до дома и поскорее. Ах! Бедная сеньора! Что-то она теперь думает? И что только с ней будет, когда мы вернемся?.. Не знаю, как я ей все скажу. Она, конечно, упадет в обморок. Мало потерять одного, нет, — тут сразу двое! Однако, что же я мешкаю. Времени терять нельзя. Дорогой обдумаю, как лучше всего подготовить сеньору, чтобы удар был не так силен. Ах! Бедняжка!

12. НА ОБРАТНОМ ПУТИ

В то время как гаучо ехал со своим несловоохотливым спутником по опушке леса, на противоположном берегу реки к броду приближался другой всадник, судя по одежде и сбруе лошади, не индеец. Это был Руфино Вальдес. Исполнив возложенное на него поручение, он спешил к Франсии с докладом.

Вальдес переночевал в лагере и выехал на заре. Агуара настаивал, чтобы он вернулся с ним вместе в город, но хитрый парагваец уклонялся под разными предлогами. Вождю очень не хотелось отпускать его, но удерживать его он тоже не мог: ведь парагваец не был пленником. Обещание вернуться с богатыми дарами подействовало на индейца сильнее других доводов, и он дал наконец Вальдесу разрешение ехать.

Между тем Агуаре было неприятно возвращаться в город с пленницей без парагвайца. Он боялся, что това не одобрят кровавой расправы с отцом пленницы, и ему хотелось свалить всю вину на Вальдеса, который на самом деле и был главным виновником разыгравшейся драмы. Было бы лучше, если бы парагваец лично присутствовал при встрече вождя с народом и сам принял вину на себя. Ведь Вальдес говорил что-то о личных счетах с охотником-натуралистом; това же, как и некоторые другие племена индейцев, знают обычай мести.

Но именно по этой-то причине парагваец и не хотел вернуться с вождем к его племени. Он хорошо понимал, какая опасность угрожает ему от народа, за гостеприимство которого он заплатил таким оскорблением. Он знал, что старики и друзья покойного Нарагуаны будут возмущены, узнав об ужасной судьбе, постигшей безобидного иностранца, так долго жившего под покровительством старого вождя. Руфино Вальдес и не думал исполнить свое обещание вернуться в лагерь това. Он ехал через реку, радуясь, что ему так хорошо удалось устроить дело, и строя планы нового злодеяния, для которого ему, однако, приходилось проехать немного вверх по течению Пилькомайо.

Вальдес ехал не без опаски, останавливаясь на каждом повороте дороги и озираясь по сторонам. Пока он перебирался через реку, он внимательно осмотрел противоположный берег, но никого не увидел. Еще не рассвело и в темноте он не мог видеть следов лошади Гаспара.

— Еще слишком рано, — ухмыльнулся он самодовольно. — Они еще не начали поиски пропавших и не найдут их раньше сегодняшнего вечера.

Между тем лошадь его выплыла на противоположный берег как раз против сумаховой рощи, где накануне было совершено убийство. Глаза его злобно сверкнули.

— Недурно было бы взглянуть, как обстоит дело, — пробормотал он. — Мы слишком поспешно уехали, и могло легко случиться, что он еще жив. Девушка так кричала и ее так трудно было оторвать от отца, что я не уверен, убил ли я его. В таком случае он может уползти, или слуги, высланные за ним, найдут его. Лучше посмотреть. Ведь это задержит меня всего на десять минут. Если нужно, я его прикончу.

И Вальдес взглянул на острие своего копья. Пришпорив лошадь, злодей въехал в сумаховую рощу. Так тигр, которого вспугнули, возвращается к оставленной им добыче.

Вот Вальдес едет по тенистой тропинке тапиров, вот и памятная полянка, где совершено убийство. И что же? Он не верит своим глазам: он не видит ни трупа, ни живого человека.