— Хьеееееель, оставь его! Мицу, перестаньте!

И не только королеве — всем присутствующим ясно, из-за чего сыр-бор и весь этикет придворный коту под хвост. Слава великой Лулулле, молодой Дар-Халем силен, и Мицу Дар-Гавиа камнем летит на песок подъездной аллеи и только в последний момент под женский визг и ободряющие крики даров успевает расправить крылья и приземлиться не плашмя, а на четвереньки. А Дар-Халем, даже в полете напоминающий средней величины медведя, уверенно опускается на балкон, мечи свои заправляет в ножны и говорит Корвусу Дар-Эсилю, который дышит так тяжело, будто не на балконе стоял, а все это время дрался рядом со своим приятелем и соседом:

— В следующий раз там (и выразительный жест вниз рукою) будешь ты. — И совсем шепотом: — Волосы прибери, девка.

Сказав это, идет в зал, как ничего и не было, как и нет толпы возле окон, при его приближении расступающейся, залпом заливает в себя первый попавшийся бокал с первого попавшегося подноса и лишь потом падает на одно колено перед королевой:

— Прошу простить меня, Ваше Величество. Сцена, конечно, безобразная, но… — Что «но», не уточняет, ждет…

Королева еще неопытна, поэтому начинает:

— В следующий раз… — и замолкает, потому что лорд-канцлер делает незаметный осуждающий жест головой, а его сын склоняет рядом с темным ежиком Дар-Халема свои паутинные локоны:

— Следующего раза не будет, я клянусь Вам, Ваше Величество.

И поскольку королева не может приказать отрубить ему голову (а заодно и Дар-Халему, и Дар-Гавиа, и еще сотне идиотов с мечами в придачу), она просто произносит ледяным тоном:

— Разумеется, не будет, лорд Корвус Дар-Эсиль. Я сама позабочусь об этом.

Отец лорда Корвуса Дар-Эсиля одобрительно поджимает губы.

* * *

— Отпустите его, не мучайте! Я подпишу все, что вы хотите.

— Корвус, прости… — слезы текут по щекам. — Я сейчас подпишу. Я уже подписываю.

Зачем этот старик с гербом Дар-Гавиа вытаскивает свой меч? С кем здесь еще воевать? Мы сдаемся, мы проиграли, пощадите нас! Два росчерка пера по бумаге. И они перестанут делать тебе больно. Зачем этот ужасный меч?

— А вот Вам и сувенир. На память. В знак нашей доброй воли.

Два черных, с фиолетовым окаемком крыла падают ей на колени. Она и не знала, что перья такие тяжелые. Такие мягкие. Бесполезные. Ненужные. Бесполезные и ненужные, как сама королева. Она зарывается в перья лицом и не видит, куда оттаскивают тело.

* * *

Ей тридцать четыре.

— Мне сообщили о смерти моей сестры, вашей жены. Мои соболезнования, лорд-канцлер.

Низко-низко склоненная голова, два снопа белокурых волос, перетянутые серебристыми лентами, подметают пол у подножия трона.

— Благодарю Вас за сочувствие, моя королева.

— Ребенок?

— Жив и здоров, хвала прекрасной Лулулле.

Сейчас он спросит, а ей так не хочется, чтобы он спрашивал.

— Я могу узнать, моя королева, какие у Вас насчет меня дальнейшие планы?

— Планы? — эхом отзывается женщина с трона.

— Я знаю свою вину, Ваше Величество. Получив в жены деле королевской крови, дар Аккалабата обязан дать своей королеве хотя бы двух полноценных слуг. Я не смог этого сделать. Какова будет Ваша новая воля? Должен ли я…

— Перебьешься, — почти с наслаждением отвечает Ее Величество. Больше никаких деле рядом с Корвусом Дар-Эсилем терпеть она не намерена.

— Простите?

— Никого из моих сестричек ты больше не получишь — одну уже уморил не ко времени. И никаких дуэмов, лорд Дар-Эсиль. Будешь своей стойкостью и воздержанием подавать пример молодым дарам. Конечно, летать по дипломатическим делам на Локсию и Когнату тебе никто не мешает… Но здесь, под зелеными лунами Аккалабата, я желаю видеть своего лорд-канцлера вдовцом. Пожизненным. Можешь напиваться с горя со своим Дар-Халемом.

— Я повинуюсь, моя королева.

Белые космы щекочут ей лодыжки, когда лорд-канцер целует пряжку на туфле. Бессмысленный, бестолковый, безнадежный лорд-канцлер. Правая рука королевы Аккалабата. Душа и сердце своей королевы. Ее единственная любовь.

* * *

Королева чувствует, что весь лоб у нее, все щеки исколоты перьями. Она зарывается глубоко-глубоко в них носом, вдыхает запах, пусть даже с кровью, пусть с обгорелой остью, и тянет один-единственный звук — «ы-ы-ы-ы-ы…». Она не видит и не слышит ничего на этом свете: ни треска разрываемых занавесей, ни топота ног по каменному полу, ни отчаянной ругани, ни звуков падения — тел, мебели, высоких треног-подсвечников, массивных разлапистых кресел. Ей холодно и спокойно — в ее полумраке, ее бездне отчаяния, из которой не хочется выходить, в бесконечном пустом коридоре, откуда не хочется возвращаться, нет ни звуков, ни запахов. Хочется бежать по этому коридору, погружаться в эту бездну, разорвать все связи с реальностью.

Даже тогда, когда сквозь намертво прижатые к ушным раковинам ладони прорываются знакомые голоса: наглый мальчишка Халем о чем-то спорит с рокочущим басом верного Дар-Пассера… и тут же Сид, встревоженный Сид, спрашивает, торопит… Голоса все ближе и ближе: расшвыривая мебель и отдвигая в сторону неподвижные человеческие тела, дары идут к трону.

В тот миг, когда Сид видит у нее на коленях окровавленные черно-фиолетовые крылья, он издает даже не крик, а булькающий всхрип, будто ему снова ножом перерезали горло, и, ничего не соображая, хватает, дергает… Королева взвизгивает от боли — на руках будут длинные ссадины — но отпускает и тут же вцепляется зубами себе в запястье и кусает, дерет сквозь бархатистую ткань домашнего платья, в котором посреди ночи ее выволокли из постели. Ей хочется сделать себе очень больно, наказать себя, заставить себя еще страдать. Но испытывает она только облегчение. От того, что мятеж подавлен, Империя выстояла, что верность большинства ее подданных неколебима.

Королева перестает раскачиваться взад-вперед, разгибается, и приказывает (точнее, это ей кажется, что приказывает — на самом деле она каркает, как старая ворона):

— Лорд Дар-Пассер, лорд Дар-Халем, возьмите мне их живыми. Всех, кого сможете.

Сид Дар-Эсиль, будущий лорд-канцлер Аккалабата, двадцать лет назад

— Где мой отец? — Сиду плевать, что Хьелль устал и еле стоит на ногах. Он разворачивает его за плечо и трясет. — Где мой отеееец?

Хьелль грубо хватает Сида за безрукавку, отталкивает.

— Прекрати истерику, лорд Дар-Эсиль. Все в свое время, все своим чередом. У меня тяжелоранеными завалена парадная анфилада, отряды преследования выбиваются из сил, чтобы не дать мятежникам скрыться в южные дариаты, отец на границе с Виридисом ждет подкрепления — у них там жарко. Я не могу сейчас тобой заниматься.

— Мнооой? — от возмущения у Сида кончаются слова. — Мноооой?!!