От предложения прилечь старик отмахнулся. Пятнадцать минут он сидел недвижно, держась за спинку кровати. Затем прошептал:

— Силуч нужно будет выпарить. Концентрат, оно лучше.

* * *

Грязь пристает к калошам, тяжелыми ошметками отрывается от подошв при беге. Вымокший подол юбки липнет к ногам и вызывает острое желание оторвать его ко всем изнаням и выбросить в ближайшую лужу. Холодные капли стекают по губам, свисают с подбородка, норовят скатиться по шее за пазуху.

Затяжной ливень за полдня превратил улицы Увега в склизкие мутные потоки. Еще несколько месяцев назад Тиса и помыслить не могла, что будет вот так нестись через весь город по грязи. Да еще для чего?! Умолять одного вэйна помочь спасти другого вэйна. Похоже, кто-то над ней хорошо посмеялся там, наверху. Девушка подняла взгляд на неприветливые небеса и получила каплей в глаз. Ну точно!

Чтобы выйти из части, пришлось потратить одну из пилюль, иначе «конвоир-пиявка» от нее бы не отцепился. Она покинула свою комнату вместе с Фомичом. А Рич изнутри закрыл комнату на засов, сам спустился из окна. Так что хватиться ее не должны в ближайшее время. Из-за так называемого военного положения в части и городе, которое Зарай огласил официально в обед, лекарю не разрешили взять ни коляски, ни даже просто лошади. Бег под дождем — это все, что ей оставалось.

К сожалению, их первоначальный план рухнул под гнетом факта — ключи от входа в оружейную, из которой можно было спуститься в подземелье старого корпуса, забрал Климыч. Он предусмотрительно носил их под нательной рубахой. Тут даже пилюли бессильны. Они хоть и отводят глаза, но не способны сделать так, чтобы твоих прикосновений не чувствовали люди. Чтобы забрать ключи, Агап хотел подмешать снотворного в еду Зарая. Но данная задумка тоже провалилась. Как стало известно, таможенник не ел в части, а ездил трапезеничать к своей родной тетке, что жила на Заречной.

Поэтому единственный шанс спасти колдуна мог представиться лишь завтра, когда его выведут из темницы на суд Семерых — суд, разрешенный в империи лишь в чрезвычайных ситуациях и только в военном положении. От одной мысли о нем у Тисы обрывалось сердце и холодели пальцы рук и ног. Боже, умоляю, хоть бы Зарай не собрал всех голосов! Хоть бы не собрал.

На дороге показалась телега с дровами. Задумавшись, Войнова забыла, что невидима. И когда воз поравнялся, девушка еле успела отпрыгнуть в сторону. Естественно, в лужу. Калоша моментально нахлебалась дорожной жижи.

У дома градоначальника Тиса остановилась, чтобы перевести дыхание. Дождь весь излился и наконец замолк. Как жаль, что время «невидимости» истекло. Сейчас она представляла собой жалкое зрелище: вымокшее существо с невообразимо грязными обувью и подолом. Но за неимением другого довольствуемся тем, что имеем. Капитанская дочь поспешила по мощеной дорожке к особняку. Уже на подходе работник принял ее за попрошайку и собирался гнать со двора, но потом узнал и пропустил.

На колокольчик выглянула дородная служанка в красном платке и шерстяной безрукавке. Тиса с досадой узнала в ней Шуру, которая некогда следила за Филиппом в сквере. Женщина оглядела пришедшую с ног до головы и поджала нижнюю губу.

— Добрый день, — поздоровалась Тиса. — Передайте Антонине Сергеевне, что Войнова Тиса Лазаровна желает с ней поговорить.

— Хозяйка почивает после обеда. Велела не беспокоить.

— Тогда, быть может, Лаврентий Петрович не спит?

— Градоначальник выехал давеча. Когда будет, не отчитывался, — Шура уткнула кулаки в бока.

Тиса подавила в себе желание съязвить.

— А Филипп Дронович, он дома? Мне нужно переговорить с ним по весьма срочному делу. Пожалуйста! Это важно!

Служанка цыкнула:

— Даже если дома, то вам с ним говорить не о чем.

— Откуда вам знать? — Войнова почувствовала, как теряет терпение. — Вы, кажется, здесь служите? Так выполните свою прямую обязанность, доложите о посетителе.

— И не подумаю, — ухмыльнулась нахалка. — Идите отсюда, милочка. Вам здесь не рады. Ай-яй-яй. И не стыдно вам, девицам, так на мужика-то вешаться, а?

От возмущения у Тисы на пару секунд отнялся язык. Этого хватило, чтобы служанка юркнула за дверь и заперлась изнутри.

Вот противная тетка! Войнова задрала голову и заметила, как закачались плюшевые шторы в окне второго этажа. Рука стиснула в кармане пузырек. Использовать вторую пилюлю не хотелось. Тиса вернулась к воротам. Поглядев через стекло на сиреневые капсулы, вздохнула и спрятала пузырек обратно в карман.

Какое-то время она пробиралась вдоль забора с внутренней стороны владений градоначальника, затем устремилась внутрь обширного сада. Стараясь держаться за стволами деревьев и зарослями кустарников, Тиса вскоре вышла к особняку. Где-то здесь в правом крыле скрывался черный ход. Одно из окон первого этажа было приоткрыто. Шальную мысль забраться через него в дом Тиса отогнала. Но из окна донеслись знакомые голоса, которые заставили ее задержаться.

— Эта девчонка совсем стыд потеряла! Подумать только, заявиться сюда и спрашивать Филиппа!

— Я все же думаю, что мне стоило ее принять, — расстроенный голос Тонечки. — Ордосия Карповна, вдруг у девочки что-то случилось?

— Вам придется выбрать, дорогая, — прокаркала Ордосия. — Принимая у себя эту грубиянку, вы тем самым нанесете оскорбление мне и моему сыну. Но мы можем съехать, если нам здесь не рады, — голос женщины истерично дрогнул.

— Что вы, Ордосия Карповна! Даже не говорите такого! Мы с Лаврушей никуда вас не отпустим! Я просто пожалела девочку. Она потеряла отца и…

— Сама виновата, — оборвала Куликова хозяйку дома. — Якшалась с этим безумным отступником! Как говорится, коль пьешь с ворами, не удивляйся, что наутро без кошелька останешься.

Тиса сжала губы. Слова задевали ее, но не настолько, чтобы забыть, что она здесь делает. Стараясь не выдать своего присутствия, нырнула под окно. Затем осторожно заглянула в одну из гостевых комнат Тонечки. Две женщины сидели на диване. Был ли Филипп в комнате? Непонятно.

— Конечно, сударыня, вы бесспорно правы, — пролепетала Тонечка. — Но девочка еще молода, ей не ведома ваша мудрость.

— Хорошо, что вы это понимаете, милая, — кивнула Ордосия. — Но довольно об этой оборванке. Из-за нее у меня разболелась голова! Ах! — женщина манерно взялась за виски. — Вот здесь будто дятлы клюют.

Тонечка подскочила с дивана и, шурша пышными юбками, исчезла в сумраке комнаты. Затем появилась с ложечкой в руке и маленькой фарфоровой чашечкой.

— Вот, выпейте, Ордосия Карповна.

Постоялица Тонечки глотнула снадобье и тут же скривилась. Отмахнулась.

— Фу! Какая гадость эта настойка от мигрени! Никогда к ней не привыкну, как и, простите, к вашему городу! Он сведет меня с ума! Скорее бы уже свершился этот суд! Тогда бы мы смогли вернуться в Крассбург.