отвел Гриба на несколько шагов в сторону. Там он стал расспрашивать его относительно заведения, а потом сказал, что везет пленника.

Физиономия Гриба засияла.

— Я именно тот человек, который вам нужен, и мой дом вам также подходит. Наконец-то я тоже развеюсь и припомню доброе старое время.

Через десять минут карета стояла в сарае, а лошади — в конюшне. Гриб хлопотал на кухне, а Ладеш, Деталь и почтальон сидели вокруг стола.

Панафье запер Андре в комнате второго этажа, расположенной рядом с той, что была предоставлена ему.

Все путешествие прошло в молчании, и только в нескольких милях от Лиона Андре сказал Панафье:

— Мне очень неудобно так сидеть. У меня нет никакого оружия, так как вы меня обыскали и взяли все, что у меня было. Кроме того, вас трое против меня одного, и я полагаю, что вы ничем не рискуете, развязав мне руки и разрешив курить.

Панафье позвал Ладеша и Деталя, и Андре развязали.

— Но я вас предупреждаю, — сказал Панафье, — если вы попытаетесь бежать, я раздроблю вам череп.

Андре улыбнулся злой улыбкой.

— Я в вашей власти.

— Нет, я здесь только ваш сторож от имени Винсента Лебрена. Я буду иметь с вами дело, когда он закончит свои дела и вы будете свободны.

Слово "свободен" приятно поразило того.

Вжавшись в угол кареты, он думал только об этом и не обращал внимания на угрозы Панафье. "Значит, семья Лебрен не желает моей смерти и не хочет выдать меня палачу. Следовательно, ими руководит только расчет, и они хотят получить деньги. В таком случае, еще не все потеряно". И Андре, совершенно успокоенный, закурил.

На первой станции он спал, как праведник, и проснулся только поздно утром.

Панафье не хотел говорить с ним. На четвертой станции в десять часов утра он приказал Ладешу подать завтрак Андре прямо в экипаж. Сам же он позавтракал в гостинице.

— Скоро ли я увижу Винсента?

— Завтра, — сухо ответил Панафье.

Вечером они приехали в гостиницу "Добрые ребята", расположенную между Гильоном и Пассаваном.

Панафье затруднялся выбрать гостиницу, и случай помог ему встретиться с бывшим слугой из "Бешеной кошки".

Гриб не нуждался ни в каких объяснениях. Он был готов на все, и видя, что Андре заперли, только подмигнул Ладешу.

— Что, его здесь прикончат? — спросил он.

— Нет, — ответил Ладеш. — Дело совсем в другом. Мы, наоборот, должны как можно дальше беречь его. Ты знаешь этого молодца по имени… Помнишь аббата?

— Аббата? — почтительно повторил Гриб. — Да, он молодец.

— Да, он молодец, но все-таки Панафье объегорил его.

— Но зачем вам почтовая карета и лошади?

— Почтовая карета наша. Мы ее не нанимаем. Чего другого, а денег у нас много — сколько хочешь! Ты увидишь. Мы ждем главного патрона — деньги у него. Все это мы купили в Лионе.

— Но что же вы делаете?

— Я же тебе сказал, что сам не знаю. Они уверяют, что это семейное дело. Что же касается меня, то я думаю, что это политика.

— Но вы довольны?

— Спроси у Пьера. Мы уже начали копить деньги. Когда все закончится, то мы устроимся как следует. А как идут твои дела?

— Совсем плохо и, может случиться, я продам все это. Вначале пошло недурно, но мне пришло в голову, что надо заставить себя уважать. В первый же день подвернулся случай, и я покончил с одним.

— Какое несчастье!

— Меня судили, но оправдали, так как я находился в положении необходимой обороны. Но ко мне перестали ходить.

— Как это глупо, — сказал Деталь. — Они не поняли, что с этого дня должно было начаться настоящее веселье.

В эту минуту появился Панафье.

— Есть ли здесь телеграф? — спросил он.

— Есть в Боме.

— Ты можешь отправить депешу?

— Конечно, я к вашим услугам. Сейчас пошлю одного молодца на лошади.

— Отлично!

Несколько минут спустя крестьянин вез на лошади депешу, указывавшую Винсенту Лебрену, где они живут.

Панафье лично наблюдал за своим пленником. Он сразу же ушел к себе в комнату и приказал подать есть туда.

Трое бывших посетителя "Бешеной кошки" поужинали, и так как они выпили немного больше, чем следовало, то веселье их было безгранично.

Панафье услышал, что Ладеш поет романсы.

Это была одна из слабостей друга Деталя. Он обожал музыку. Впрочем, это вещь вполне обыкновенная — слышать, как разбойники поют про цветы, птичек и тому подобное.

Ладеш пел романс "Проклятая любовь": о том, как один молодой человек объясняется монахине в любви прямо у подножия алтаря, но та предпочитает умереть; она дотрагивается до креста, и красавец исчезает в дыму — это был сатана.

Ладеш пел басом, Деталь вторил ему фальцетом.

Ничто не в состоянии передать, каким печальным голосом пел Ладеш, сопровождая свое пение вздохами. Но на него невозможно было смотреть без смеха.

Глава VI

ПОСЕЩЕНИЕ МОНАСТЫРЯ

На другой день вечером, около шести часов, какой-то человек быстро скакал на лошади по дороге, ведущей в монастырь траппистов.

Погода была весенняя. Ветер громко свистел в высоких соснах, покрывающих холмы, по которым проходила дорога.

По одну сторону дороги, пенясь, катилась маленькая река, превратившаяся в поток.

Вдали виднелся мрачный силуэт громадного монастыря.

Все было мрачно и печально вокруг одинокого всадника.

Подъехав к воротам монастыря, он соскочил с лошади и позвонил.

— Отец мой, — сказал приезжий привратнику, — я проскакал целую милю, чтобы найти здесь священника, так как один человек умирает на дороге в Пассаван.

— Почему же вы не были в церкви того прихода?

— Я был там, но господин аббат уехал два дня тому назад.

— И этот человек умирает?

— Он не доживет до утра.

— И он требует исповедника?

— Да, отец мой. Он просит привезти ему исповедника, так как чувствует свой кончину и желает просить у Бога прощения за большие грехи.

— Погодите, — сказал брат-привратник. — Постучите в дверь напротив. Вам откроют, и один из братьев сразу поедет с вами. Но я должен доложить об этом приору.

Сказав это, монах запер решетку, а незнакомец повернулся и увидел в нескольких шагах на краю дороги маленький дом, похожий по внешнему виду на гостиницу.

На звонок колокольчика дверь сразу же открылась.

Незнакомец вошел.

Его принял монах с веселым лицом, который сразу предложил ему кресло и спросил, не хочет ли он чего-нибудь.

— Где я нахожусь? — спросил незнакомец, глядя с удивлением на монашескую одежду принимавшего его, на стоящие повсюду бутылки с ликерами и на стеклянный шкаф, заполненный крестами и образами.

— Мы это сделали потому, что, хотя отсюда не