Я не сводил глаз с Лайзы. Она слушала меня очень внимательно.

– Но как быть с револьвером, который я нашла в шкафу?

– Ничего не могу сказать, – ответил я. – Видимо, кто-то его нам подбросил.

– Но кто? И каким образом?

– Понятия не имею, – покачал головой я.

– Эдди уверен, что это сделал ты, – немного помолчав, сказала Лайза.

– Знаю. Но что ты скажешь о Джоне? И докторе Катарро? С какой стати я буду их убивать? И зачем мне устраивать покушение на самого себя?

– Ничего я не знаю.

Мы, наконец, вплотную подошли к тому моменту, ради которого я прилетел в Калифорнию и ради которого весь прошедший месяц искал доказательства своей невиновности. Её ответ должен был сказать, были ли все эти усилия напрасными или нет.

– У меня остался еще один вопрос. Затем ты сможешь уйти, чтобы никогда со мной больше не увидеться, – начал я. – Теперь я понимаю, насколько ужасным было твое психическое состояние после того, как погиб Фрэнк и после того, как ты начала принимать лекарство. Вполне естественно, что мир представлялся тебе в черном цвете, и твой мозг рождал мрачные фантазии. Но вот я здесь и хочу тебя спросить… – я сделал глубокий вздох и выпалил: – Ты по-прежнему считаешь, что я убил твоего отца?

Лайза, теребя бумажную салфетку, упорно смотрела на покрытую пластиком поверхность стола и остатки своего гамбургера.

– Я слушаю, Лайза!

– Не могу… – пробормотала она едва слышно.

– Посмотри мне в глаза, Лайза. И ответь. После этого можешь уйти.

Лайза подняла глаза, и её губы искривились в вымученной, нервной улыбке.

– Нет, – сказала она, покачивая головой. – Я не думаю, что ты убил папу.

Я не мог поверить своим ушам! Я был вне себя от счастья. Мне хотелось высоко прыгнуть и завопить от восторга. Но я сумел взять себя в руки, так как знал, что мне предстоит пройти еще немалый путь.

– Гамбургер? – спросил я, глядя на её пустую тарелку. – А мне казалось, что ты такого рода пищу никогда не употребляешь.

– Теперь это моя страсть, – сказала она. – Ты, видимо, решил, что я в моем состоянии должна питаться мороженным с шоколадными чипсами? Но это не так. Я теперь обожаю гамбургеры и картошку фри.

– Как ты себя чувствуешь? Как ребенок?

Её рука машинально легла на живот, и мне казалось, что я замечаю, как увеличилась её талия. Но это, видимо, всего лишь разыгралось моё воображение.

– Чувствую я себя просто паршиво. Почти каждое утро у меня рвота. И по вечерам иногда тоже, – она посмотрела на меня, и я увидел в её глазах счастливый блеск. – Я видела ребеночка, Саймон! В пятницу я прошла ультразвуковое исследование. Он – настоящий человечек. У него есть головка, он двигается и все такое прочее!

Я страшно пожалел, что не присутствовал на УЗИ, но вслух ничего не сказал.

Дождь прекратился.

– Пошли отсюда, – сказал я.

Мы вышли из закусочной. Я не знал, где мы находимся, и мне было совершенно безразлично, куда мы шагаем.

– Вначале я не собиралась приходить, – рассказывала Лайза. – Но затем, как ты и рассчитывал, извлекла письмо из мусорного бака и, прочитав его, вошла по телефону в сеть «Нет Коп». Я просидела над файлами до утра и пришла к выводу, что с «Невроксилом-5» что-то определенно не так. Но видеть тебя все равно было выше моих сил. Я сказала Эдди, что не пойду. А затем, когда миновало время встречи, я стала чувствовать себя все хуже и хуже. Хорошенько подумав и вспомнив о тете Зое, я, в конце концов решила, что мне следует с тобой встретиться. И ты все еще был там!

– Еще немного и меня бы там не оказалось, – сказал я, сжимая её руку.

Мы шагали по лужам, лавируя между прохожими. Над нашими головами в разрывах облаков появилось голубое небо, и отдельные лучи солнца упали на умытые дождем викторианские строения, придавая этому изрядно потертому царству хиппи совершенно новый, сказочный вид.

– Что ты все это время делал? – спросила она.

Я рассказал ей все. Я долго и подробно говорил о «Ревер», о «Био один», об Арте, Джиле и Крэге, о том, как в меня стреляли и, конечно, о ней. Все мысли, которые копились в моей голове последние недели, словно прорвав невидимую запруду, изливались сейчас неукротимым потоком. Во всем мире Лайза была единственным существом, которому я мог сказать все без утайки. Я был бесконечно счастлив тем, что получил возможность снова с ней говорить.

Мы добрели до «Парка Золотых ворот». Я не обращал внимания на то, куда мы идем, и в парк привела меня Лайза. Мы прошли к Японскому чайному садику – месту, куда приводила меня Лайза во время нашего первого приезда в Сан-Франциско. Из-за дождя садик был практически безлюден. Мы уселись на скамейку возле миниатюрного мостика, перекинутого через крошечный ручеек. Облака уплыли через залив куда-то на восток, и в небе сияло солнце. На покрытых мхом валунах и роскошной зеленой листве деревьев поблескивала вода. У наших ног журчал прозрачный ручей. Я обнял Лайзу за плечи и притянул к себе.

– Я чувствую себя такой виноватой, Саймон, – сказал она. – Неужели я прощена?

– Естественно.

– И я могу вернуться?

Мое сердце едва не выпрыгнуло из груди и на её вопрос я ответил поцелуем.

До моего отеля мы доехали на такси. Мы молча упали друг другу в объятия, ибо никакими словами нельзя было выразить те чувства, которые мы в этот момент испытывали. Счастье, нежность, страх, любовь, одиночество. Мне не хотелось оставлять этот третьесортный отель, эту скрипучую неширокую кровать, и я был не в силах отпустить от себя Лайзу. Здесь я был с любимой женщиной, а там, во враждебном мире, всё шло не так, как надо.

Лайза шмыгнула носом. Я опустил глаза и увидел, что по её щеке катится слеза.

– Что случилось, дорогая?

– Я просто вспомнила о тете Зое.

– Да. Всё это очень печально, – сказал я, крепче прижимая её к себе.

– Ты знаешь, я её по-настоящему любила.

– Знаю.

Она некоторое время лежала молча, а затем вытерла слезы краем простыни и сказала:

– Ты не представляешь, как мне без тебя было плохо.

– Мне тоже было очень скверно.

– И дело было даже не в том, что я от тебя ушла. Больше всего меня мучило то, что ты изменился. Стал кем-то иным. Или даже хуже того, мне казалась, что ты всегда был не тем, каким я тебя видела. Не был тем человеком, которого я полюбила. Ведь ты совсем не изменился, Саймон, правда?

– Нет, не изменился, – ответил я, поглаживая её волосы.

– Так же я потеряла и папу. Он оказался совсем не тем человеком, каким казался.

– Нет, Лайза, это совсем не так.

Она подняла на меня удивленный взгляд.