у него там однокашница какая-то была, можно было вынюхать что к чему. Попытаться, по крайней мере.

– Ты чего?

– Признали правомерным.

Терещенко не поверил.

– Что, уже?

– Ага. Лидка зашла, прокурор подписал. Сразу. А?

Терещенко вдруг понял – они. Мафия. Это Ломову невыгодно из этой темы шум поднимать, потому он по своим каналам и прикрыл применивших оружие ментов. Когда такое бывало ранее, их по месяцу могли мурыжить.

Ну и ну…

– Зайдем.

Терещенко начал толкаться во все двери подряд. Нашел наконец свободный кабинет.

– Ну? Что думаешь?

– Те мужики в бусике. Кто-то не хочет шума.

– И ты знаешь, кто?

Каширин пожал плечами.

– А нам чо делать?

Каширин хмыкнул.

– Я прошлым летом ездил в Иваново, к родителям. У них там скоро то ли Ташкент будет, то ли Ашхабад. В младших классах уже треть учеников – не русские. Пацаны их в первом классе русским девочкам говорят – подрастем и ты будешь моей рабыней. Как думаешь, откуда они это берут – в первом классе?

Терещенко не ответил, но было и так понятно. Транслируют разговоры отцов и братьев, семилетний такого сам не выдумает.

– Здесь этого нет, так? И кавказские разборки – когда последний раз такое у нас было?

Давно.

– И что? Ты понимаешь, какими методами все это делается?

– А не все ли равно?

Полковник посмотрел на своего подчиненного другим взглядом. Совсем другим.

Но и Каширин не отвел взгляд

23—27 мая 2021 года. Белогорская область, Россия

Похороны были… до ужаса банальными.

Мне приходилось хоронить друзей и не раз. Каждый раз – все происходит по какому-то дурацкому ритуалу, пьеса, где каждый исполняет отведенную ему роль. Но почти всегда – фальшивит.

Мне кажется, в древней Руси было лучше. Там – люди уходили в огне… и с дымом возносились на небеса. Сейчас – земля к земле, небеса нас не примут.

Меня точно. Её…

До конца я не достоял – не смог, честно. Сил не было. Просто пошел с кладбища, думая про месть. Интересно, кто-то верит в то, что месть что-то исправит?

Нет. Бред все это. Месть никогда и ничего не может исправить. Месть – это…

Успокоение души, что ли. Или попытка отпугнуть смерть, не знаю.

Плохо всё. Плохо…

На въезде на кладбище стоял микроавтобус, около него Семидворов. Я ничего не сказал – пришибить бы гада, да нельзя.

Остается только терпеть.

Семидворов подошел, постоял рядом, помолчал. Потом сказал:

– У вас серьезно было?

Я кивнул.

– Сочувствую.

Боже, дай мне сил чтобы изменить то, что я могу изменить и мудрости не менять того, что я не могу поменять.

И веры, чтобы принять жизнь такой, какая она есть…

Мы еще какое-то время постояли, потом пошли с кладбища – я, а затем Семидворов. На выходе он сказал мне:

– Не сюда.

– Почему?

– Нельзя возвращаться с кладбища той же дорогой, что на него пришел. Иначе смерть пойдет за тобой. Надо запутать смерть.

– Не слишком-то получается, – невесело сказал я, но свернул в другую сторону.

Семидворов пошел рядом.

– Киллеров уже взяли.

– Большинство холодными. – сказал я.

– Телефоны мы пробили.

– И?

– Звонки в Москву, в Стамбул. И в Дубаи.

Стамбул – оплот грузинского землячества воров. Дубаи – место, где отсиживается Дато.

– Записали?

– Расшифровок у меня нет. Но есть другое.

…

– Звонок из Москвы в Дубаи. Послушать хотите?

Я кивнул

– Але…

…

– Але…

– Слушаю.

– Старшего мне дай, бегом.

– Кто спрашивает?

– Ларик.

– Сейчас.

Пока все правильно. Ни один вор не имеет телефона. Звонят всегда на телефон пристяжи.

– Але.

– Часик в радость, Дато.

– Мне не до базаров. Че там?

– Облом. Твои все мертвые.

– Ты чо?

– Мусора их на хате покрошили.

…

– Ты живой там.

– Заткнись.

– Слышь, Дато, со мной так не надо. Мы с тобой теперь на равных.

…

– Как так вышло.

– Я говорил, что его телку завалить – плохая идея.

– Кто-то есть целый?

– Пока не знаю.

– Как мусора узнали?

– Тоже.

…

– Але, Дато.

– Мне надоело.

– Мне тоже. Надо с ним решать.

– Так решай! Б…, все умные такие!

– Решать? За десять процентов? Дато.

– Что хочешь?

– Тридцать.

– Ты охренел?

– Тридцать или ничего. Расклад такой.

– С…а!

– Следи за базаром, Дато.

– Тридцать… да ты охренел. С чего?

– С того, что иначе будет ничего.

– Мы тебя с кичи сняли. Я свои вложил – а теперь тридцать?

– А я думал, ты типа это? За идею воровскую. Дато, ты жив еще там?

– Двадцать.

– Двадцать пять. Четверть. Или делай сам. Я серьезно. Дато.

– Харэ.

– Вот и ладно.

– Но на всех терках ты идешь под меня.

– Это без базара, Дато. Ты мне я тебе. Обнял.

Гудки.

Гудки, одни гудки.

– Думаете, меня это впечатлило?

Вру: впечатлило. Все-таки думал, не так просто друзей предают.

Даже бывших.

– И что?

– В ближайшее время вам должны позвонить и назначить встречу. Тот, кто это сделает – предатель.

…

– Барзини снова выступит против тебя первым. Он проведет собрание с кем-нибудь, кому ты абсолютно доверяешь… гарантирует твою безопасность. И на этом собрании тебя предательски убьют.

– Я хочу выпить вина больше чем обычно.

– Все равно, я выпиваю больше.

– Это хорошо для тебя, папа.

– Я не знаю.

– Твоя жена, дети, ты счастлив с ними?

– Очень счастлив.

– Это хорошо. Я надеюсь, ты не против, если я… я продолжу насчет бизнеса Барзини.

– Нет, совсем нет.

– Это старая привычка. Я провел свою жизнь, стараясь не быть легкомысленным. Женщины и дети могут быть легкомысленными. Но не мужчины.

– Как твой мальчик?

– Он в порядке.

– Ты знаешь, с каждым днем он все больше походит на тебя

– Он умнее, чем я.

– Ему три года, а он уже читает комиксы.

– Он читает комиксы.

– Я хочу договориться с телефонистом, проверять все звонки, входящие и выходящие отсюда.

– Я уже сделал это.

– Это может быть кто угодно.

– Я позаботился об этом.

– Да, верно. Я забыл.

– В чем дело? Что беспокоит тебя?

– Я разберусь с этим. Я говорил тебе, что разберусь с этим, значит разберусь. Я знал, что Сантино придется пройти через это… и