Простые, обычные слова говорил Прокопов, посасывая трубочку, но веяло от этих слов такой уверенностью и надежностью, что Данила, слушая его, успокаивался, тревога уже не столь сильно давила сердце: на лучшее надо надеяться, а не помирать раньше смерти.

— Ложись, парень, подреми, — посоветовал Прокопов, — теперь много силы понадобится.

Данила послушался его, прилег и сразу уснул.

Силы и впрямь понадобились. Только через четыре дня, после изматывающего пути по полному бездорожью, вышли они к подножию Кедрового кряжа. Отыскали ложбину в гранитной выемке под сплошным буреломом, оставили здесь коней и поползли, как ужи, волоча за собой кожаные вьюки. Изодрались в кровь. На следующий день одолели каменную осыпь, выбрались к истоку горной тропы и попадали в изнеможении на землю — судорогами схватывало до крайности натруженные тела. Один лишь Прокопов — будто из железа выкован бывалый казак — принялся развязывать кожаные вьюки, за которыми следил, как за золотыми слитками, чтобы их нигде не оставили, и вытаскивал из них мудреные железные скобы и мотки тонких шелковых веревок. По скобам стучал ногтем, и они, закаленные в кузнечном горне, отзывались легким звоном.

— У нас поручик один служил на Кавказе, — между делом рассказывал Прокопов, — из разжалованных. Богатеющих родителей сын, в столице проживал, а для увеселения по горам лазал. Вот он нас и научил, как за камни цепляться, чтобы головы не расшибить. Шибко тогда наука его помогала, а теперь и нам поможет. Не робей, ребята!

Остаток дня и ночь решили провести здесь же, не сходя с места, а утром, помолясь, выходить на тропу.

— А тебе, парень, в обратную сторону топать, — буднично сообщил Прокопов ошалевшему от счастья Егорке, — староверам тебя показывать исправник запретил, а за лошадками нашими догляд нужен. Негоже животину без догляда бросать. Спустишься вниз и езжай до постоялого двора — там жди.

— Кого ждать? — спросил Егорка, все еще не веря в столь благополучное для него решение.

— Второго пришествия, — ответил Прокопов, — или исправника, — помолчал и тихо добавил, глядя на закатное солнце: — Дай нам Бог, ребята, завтра доброй погоды да удачи.

Погода выдалась — загляденье: тихая, солнечная, а с утра еще и не жаркая. В тишине далеко слышался стук тяжелого молотка. Тук-тук, тук-тук — будто деревенский кузнец с утра колдовал над наковальней. Прокопов, немыслимым образом удерживаясь на узкой тропе, вбивал в скалу железные скобы, продергивал через них веревку и продвигался вперед, оставляя за собой тоненькую белую полоску, за которую цеплялись теперь жизни тех, кто следовал за ним.

Нина Дмитриевна смущенно улыбалась, складывала бантиком пухлые губки и даже головку покаянно опускала вниз, отчего кудряшки падали на чистый лобик, а голос звучал, как у провинившейся гимназистки, которая пытается оправдаться за нечаянную шалость перед строгой классной дамой:

— Я так виновата, господин Коллис, так виновата, даже не надеюсь, что вы меня простите. Понимаете, мы, женщины, особы нервные и не всегда рассчитываем свои силы — простите великодушно.

Коллис со связанными руками сидел напротив и шумно дышал, раздувая ноздри. Вид у него был — краше в гроб кладут. Огромные темные синяки опоясывали оба глаза, обезобразив лицо до полной неузнаваемости. Голова на ушибленной шее, не поворачиваясь, держалась таким образом, что подбородок прилегал к плечу. Он поворачивался всем корпусом, так, чтобы видеть Нину Дмитриевну, но быстро уставал и начинал ерзать на узком сиденье, словно оно было утыкано острыми гвоздями. Лейтенант Коллис, похоже, до сих пор не понимал, что с ним произошло, как он здесь оказался и почему у него связаны руки. Хриплым голосом, обрывая нежное воркование Нины Дмитриевны, спросил на английском:

— Что это значит? Дайте мне ответ — что это значит?

— Вам угодно разговаривать на родном языке, господин Коллис? — Нина Дмитриевна очаровательно улыбнулась ему и кивнула, как бы давая согласие говорить на английском. — Это замечательно! Я тоже перехожу на язык божественного Шекспира. Итак, начнем по порядку. Где, когда и от кого вы получили инструкции и средства для организации вашей так называемой экспедиции?

— Наша экспедиция абсолютно законна, ее маршрут был согласован с вашими властями, а финансировалась она английской торговой компанией. Разве это возбраняется? На каком основании вы меня арестовали и теперь допрашиваете? Я не знаю — какое ведомство вы представляете? И почему я должен отвечать на ваши вопросы?

— О ведомстве мы еще поговорим, также поговорим и о вашей торговой компании, времени у нас будет много. Сейчас конкретно отвечаем на конкретный вопросы: где, когда и от кого?

— Я ничего не скажу! Вы не имеете права! Это нарушение международных норм!

— Господин Коллис, не надо изображать из себя наивного юношу. Вы военный человек, морской офицер великого британского флота. В один прекрасный момент вас пригласили на беседу и сказали, что требуется выполнить в России одно деликатное поручение. И вы согласились это поручение выполнить. Не делайте удивленное лицо, господин Коллис, нам известно намного больше, чем вы думаете. В общих чертах, известно практически все, меня интересуют лишь подробности. И вы мне обстоятельно, не торопясь, о них расскажете, а затем еще и напишете собственноручно.

— Что случится, если я не расскажу?

Нина Дмитриевна мило улыбнулась и развела пухлыми ручками:

— Да всякое может случиться… Места здесь глухие, дикие. Экспедиция может погибнуть, и тогда погибшие будут объявлены героями науки, положившими свои жизни на алтарь просвещения. Другой ответ можно найти в законах Российской империи, поверьте на слово, в этих законах так много разных статей, что вам подберут любую, даже две или три. Вы будете иметь великолепную возможность остаться в Сибири на долгие годы, пребывая на нашей каторге. Нужно объяснять, что такое каторга в Сибири? Ах, не нужно, ну и замечательно, не будем зря тратить время.

— Какой еще есть вариант?

— Я уже сказала: вы пишете подробный отчет, отвечаете в нем на все вопросы, которые я задавала, точно такие же отчеты пишут все члены вашей экспедиции. Мы возвращаем вас в целости и сохранности в Белоярск, там вы будете объявлены героями, пережившими двухнедельное скитание по тайге и по горам, где вы заблудились, но в конце концов вас отыскали, вывели к реке и нашли пароход, который вас ждал все это время. Мы устроим вам пышные проводы на родину, скажем много восхищенных слов и на этом с любовью расстанемся.

Коллис с шумом втянул воздух широко раскрытыми ноздрями, хрипло выдохнул:

— Мне надо подумать.

— Хорошо, думайте, — Нина Дмитриевна улыбнулась ему и сама открыла двери каюты.

Коллис тяжело выбрался в коридор, но в последний момент обернулся, спросил:

— Почему наши винтовки не выстрелили?

— Да, — махнула ручкой Нина Дмитриевна, — сущая мелочь, знаете ли, бойки у них подточили. Вот и пришли в негодность. Такая жалость! Они ведь больших денег стоят. И куда их теперь? Только выбросить…