Среди достойных упоминания примеров такой перепланировки был замок в Миддахтене, около Арнема, разрушенный в 1672 г. Он был полностью перестроен ценой больших затрат, по планам ван Веннекола, Годардом ван Реде ван Гинкелем, одним из самых испытанных генералов Вильгельма, которому он даровал в 1691 г. титул графа Атлона. Также сильно пострадал в 1672 г. старый замок в Амеронгене в Утрехте, который был великолепно перестроен в конце 1670-х гг. по планам архитектора Морица Поста, сына Питера Поста. В некоторых случаях, как с замком в Батенбурге, замок сохранил свой внешний вид, но был целиком обновлен изнутри. В Батенбурге эти работы были предприняты еще одним из военных любимцев Вильгельма III, Виллемом Адрианом, графом Хорном, который успешно снова превратил замок в главный центр блестящей дворянской жизни в Гелдерланде.

Архитектура и сады в 1680-е и 1690-е гг. отражала реалии изменения власти, которые произошли в Республике в 1672 г. Несмотря на то, что Голландия осталась казной и движущей силой государства, тон в нидерландской культуре на данное время задавала новая элита из дворян-фаворитов, генералов и бюрократов.

XVII век, век «Новой философии», «Научной революции» и «Кризиса европейской мысли», знаменует одну из самых значительных переломных вех в интеллектуальной, культурной и религиозной истории западного мира. Но этот переход не произошел одновременно во всей западной Европе — процесс был, скорее, в высшей степени неравномерным. Три страны, в частности, находились в его авангарде — Англия, Франция и Нидерландская Республика. И последняя, в некоторых отношениях, была впереди двух других. Соответственно, интеллектуальная и научная история Соединенных Провинций в XVII в. имеет решающее значение для надлежащего понимания интеллектуального кризиса Европы в целом.

Именно в Голландии и Утрехте Декарт написал и опубликовал свои основные труды, и здесь всерьез началась общеевропейская борьба вокруг — ко десятилетий до того, как это произошло в самой Франции. После первой схватки Декарта с воэцианцами в начале 1640-х гг. стало ясно, что попытки сокрушить картезианскую механистическую философию в голландской научной среде на данный момент потерпели неудачу. Знание идей Декарта и споры из-за них не только не были искоренены, а проникли во все университеты и высшие школы и охватывали все больше и больше сфер мысли и исследования. К концу 1640-х гг. в нидерландской интеллектуальной жизни произошли глубокие изменения.

Воэцианцы настаивали на том, что картезианство было основано на сомнении и означало отказ от принципов аристотелевской науки и философии, доходивший в своей основе до разновидности скрытого атеизма. Но хотя они убедили университетские власти, что картезианство подрывает саму основу того, чему обучают в университетах, и угрожает самой вере, как и гармонии в Церкви, вследствие чего органы университетского управления запретили картезианство, они не смогли пресечь или замаскировать разрастающийся идейный конфликт, наэлектризовавший нидерландский академический мир, или быстрое негласное распространение картезианской философии и науки. Таким образом, между официальной академической политикой и тем, чему в действительности обучали и обсуждали «закулисно», возникло вопиющее несоответствие. Регент колледжа Штатов в Лейдене жаловался кураторам в июне 1648 г., что его коллега, Йохан де Рай, открыто разъяснял картезианство на лекциях, «в связи с чем благие намерения ваших сиятельств, направленные на искоренение этой секты из университета, не принесли желаемого результата». Университет подтвердил свой запрет, но не смог осуществить его на практике. «В Лейденском университете, — отмечал ван Велтхейзён в 1656 г., — почти все студенты, изучающие философию — картезианцы». Проблема приобрела еще большую остроту в июне и июле 1651 г., когда граф Нассау-Диленбург, столкнувшись с проникновением картезианства из нидерландских университетов в кальвинистские высшие учебные заведения Германии, должен был принять решение, позволить ли изучать картезианство в Херборнском университете в своих владениях. Он предложил последовать примеру нидерландцев, как было в порядке вещей в Херборне, и, чтобы выяснить их мнение по данному вопросу, отправил циркулярное письмо всем пяти нидерландским университетам с просьбой сообщить, какую позицию они занимают в отношении картезианства. Все пятеро ответили, что картезианство является предосудительным учением и должно быть запрещено, в частности, Утрехтский университет сослался на свое постановление от 1642 г., запрещавшее картезианское мышление как несовместимое с «philosophia recepta» («общепринятой философией» (лат.)) и ортодоксальной теологией, а Лейденский — на свое отрицательное заключение от 1648 г., тогда как Хардевейский университет осудил картезианство как «тлетворное». Однако гронингенские власти несколько подпортили общее впечатление, добавив, что их университет, в отличие от Лейденского и Утрехтского, придерживается этого запрета и на практике.

Антикартезианскую кампанию сдерживали ведущие профессора, которые все более открыто пропагандировали идеи Декарта, «обратив» в картезианство значительную часть студенчества и, тем самым, интеллектуальной и политической элиты Республики (и кальвинистской Германии). Более благоприятная обстановка для картезианства возникла в Утрехте, после победы партии-фракции Штатов на выборах во vroedschap в 1651 г., позволив таким людям, как Хенрик Регий, профессор медицины и до того тайный апологет картезианской науки, выступать все более открыто. В Лейдене один из трех профессоров теологии, Абрахам Хейдан (1597-1678 гг.), близкий союзник Кокцеюса, вскоре стал открыто высказываться в пользу картезианства. Уже в начале 1653 г. Кристофер Виттихий (1625-87 гг.), бывший одним из ведущих светочей нидерландского картезианства и кокцеянства, издал спорный труд на латыни, в котором доказывал, что те места из Священного Писания, которые приводил Воэций как несовместимые с картезианством, не следует воспринимать буквально. Даже в Гронингенском университете ведущий профессор, Тобиас Андреа (1604-76 гг.) — немецкий кальвинист, как Хейдан и Виттихий — решительно сжег за собой все мосты в 1653 г., выступив, в ответ нанападки Ревия, защитником картезианства. Регию, Хейдану, Виттихию и Андреа приходилось отбивать ожесточенные атаки воэцианских теологов и приверженцев аристотелевской философии и науки на протяжении всей оставшейся части своей карьеры.

В начале 1650-х гг. университетские власти в Лейдене и Утрехте благоволили, или, по крайней мере, не препятствовали распространению картезианства, но при этом не отменяли прежнего официального осуждения идей Декарта. Неудивительно, что это вызвало бурные разногласия относительно того, разрешено ли обучать картезианству или нет. В Утрехте Ламберт ван Велтхёйзен, занимавший главенствующее положение в новом vroedschap'е, считал, что картезианство теперь было дозволено. Воэций настаивал, что нет. В определенном смысле, оба они были правы. Один ведущий профессор теологии, Маресиус, в Гронингене, враг и Воэция, и Кокцеюса, придерживался неоднозначных мнений в отношении Декарта, в результате чего к нему попеременно обращались за поддержкой обе стороны. В «Высших школах» Неймегена, Бреды, Хертогенбоса и Девентера наблюдалась аналогичная двойственная тенденция, с официальным потворством пропаганде картезианства некоторыми профессорами.