Кураторы Лейденского университета разослали копии указа шести профессорам теологии и философии, призвав их 8 января 1657 г. подписать и поклясться соблюдать его условия. Три теолога — Хейдан, Кокцеюс и Хорнбек — и три философа — де Рэй, Херебордт и Борний — так и сделали. Всё это привело к устранению препятствий на пути преподавания и обсуждения картезианской философии и науки, при условии избегать прямых отсылок к Декарту и его книгам и обсуждения проблематичных мест в Писании. Принудив теологов и философов разделиться и смягчив их полемику, де Витт, по сути, пресек все попытки запретить картезианскую философию и ограничить свободу философских исследований в университетах.

Между 1657 и 1672 гг. картезианские споры в Лейдене и Утрехте перешли в более спокойную фазу, но стали более бурными в Гелдерланде, Гронингене и, особенно, Фрисландии. В 1653 г. Вельтхёйзен утверждал, что картезианская философия доминировала в Гронингене, как в Лейдене и Утрехте, открыто преподавалась в кальвинистском университете Дуйсбурга, и что «Высшая школа» в Неймегене санкционировала картезианство, назначив годом раньше у себя Виттихия профессором теологии. Вокруг Виттихия в конце 1650-х гг. в Гелдерланде поднялась шумная кампания, но синод Гелдерланда в 1660 г. решил дело в его пользу. Напротив, во Фрисландии картезианство начало распространяться в университетской среде только после назначения неоднозначного Йохана Виббемы профессором теологии во Франекере в 1666 г. Лекции Виббемы вызвали сильную антикартезианскую реакцию среди проповедников, и в апреле 1668 г. классис Лейдена объявил картезианскую философию угрозой для веры и учебы, требуя принятия провинциального «reglement», запрещавшего картезианство в провинции и обязывавшего кандидатов на занятие кафедр проповедников приносить формальное отречение от списка запрещенных картезианских тезисов.

Однако синод Фрисландии, в ответ на давление со стороны Делегированных Штатов, решил на данное время воздержаться от таких действий. В этот момент на сцене появился красноречивый защитник картезианской философии в лице молодого проповедника во Франекере, которому суждено было сыграть весьма важную роль в нидерландской интеллектуальной жизни в последней трети XVII в., — Балтазара Беккера (1634-98 гг.). В своей книге «De Philosophia Cartesiana» (1668 г.) Беккер утверждал, что теология и философия являются разными сферами знания, и что Природу можно объяснить на основе Писания не в большей мере, чем вывести теологические истины из Природы. Он признавал, что в последние годы определенные авторы, называвшие себя «картезианцами», опубликовали новые доктрины, вредоносные для веры и государственной Церкви, но считал, что картезианская философия сама по себе не может нанести ущерб вере. Он одобрительно отзывался о Хейдане, Виттихии и своем бывшем учителе Андреа как о порядочных людях, лояльных государственной Церкви и «картезианцах». Те, кто выходили за рамки философии Декарта и сбивали с толку людей, доказывал он, недостойны зваться «картезианцами». В скором времени Беккер стал знаменитым человеком во Фрисландии.

Тем временем в Гронингенском университете вспыхнула яростная полемика между профессорами теологом Самюэлем Маресиусом и другом и наставником Беккера, Яковом Алтингом, — неприглядная склока внутри ведущего факультета, которая встревожила Штаты Гронингена, не в последнюю очередь из-за ущерба для репутации учебного заведения. Алтинг был картезианцем-кокцеянцем, обучавшимся у Андреа. В прошлом Маресиус (с известной долей осторожности) благожелательно относился к картезианству и, по крайней мере, был также враждебно настроен к Воэцию (которого он ненавидел на протяжении нескольких десятилетий), как и Кокцеюс. Теперь же он написал книгу, озаглавленную «De Abusu Philosophiae Cartesianae» (1670 г.), в которой и восхвалял, и осуждал Декарта, но определял вредоносный элемент в картезианстве более широко, чем двумя годами раньше Беккер, особенно яростно нападая на Виттихия. В то же самое время он с удвоенной силой возобновил свой натиск на Кокцеюса, чью теологию он считал «pestem teterrimam Ecclesiae et Religionis» («ненавистной язвой Церкви и религии» (лат.)).

Кураторы Гронингенского университета передали обвинения Маресиуса против Алтинга на рассмотрение теологического факультета в Лейдене. Кокцеюс и Хейдан, что неудивительно, поддержали Алтинга. Это так взбесило Маресиуса, что он примирился со своим старым недругом, Боэцием. Оба согласились с тем, что Кокцеюс и «злоупотребления картезианской философии» были двумя величайшими угрозами для государственной Церкви, и все ортодоксальные кальвинисты должны сплотиться ради победы над этим злом. Три описания распри Маресиуса с Алтингом были опубликованы в Амстердаме в 1669 г., к сильному раздражению Штатов Гронингена, опасавшихся пагубного раскола в провинциальном синоде. Штаты попросили Штаты Голландии наложить запрет на эти книги, обещая, что если Голландия пожелает, чтобы Гронинген помог запретить какие-либо книги, провинция охотно это сделает.

Интеллектуальная атмосфера ощутимо изменилась с падением режима де Витта и началом штатгальтерства Вильгельма III. С 1672 г. воэцианская реакция свирепствовала в Лейдене и Утрехте, хотя и отсутствовала во Франекере. Университетские власти в Голландии и Утрехте избегали кокцеянцев и картезианцев при назначении профессоров. В Лейдене отныне преобладало влияние теолога (и университетского библиотекаря) Фредерика Спанхейма (1632-1701 гг.). Спанхейм был учеником своего отца (и тезки), жесткого кальвиниста, уроженца Пфальца, а также Иоганна Хорнбека, решительного противника и картезианства, и кокцеянства. «Умеренные» реформатские картезианцы впали в опалу и подвергались давлению. В то же время они сами с большим рвением стали подвергать нападкам радикальных картезианцев и последователей Спинозы, чтобы дистанцироваться от них — и во имя самозащиты. Спиноза жаловался на это в письме от сентября 1675 г., где он упоминает, что реформатские проповедники обвиняли его перед принцем Оранским и городскими магистратами, добавляя, что «картезианцы, желая избавиться от подозрений, поскольку их считают разделяющими мои взгляды», отныне энергично оспаривали его доктрины. Осуждение радикальных картезианцев и сторонников Спинозы становилось все более жестким на протяжении последней четверти столетия.

К 1675 г. признаки реакции и против кокцеянско-картезианства, и против радикального картезианства и учения Спинозы стали предельно очевидными. В Утрехте новый профессор теологии, Герард де Врис, воэцианец и ярый антикартезианец, искоренил всякое картезианское влияние из читавшегося в этом университете курса философии. В январе 1676 г. с подачи Спанхейма лейденские кураторы составили список из двадцати кокцеянско-картезианских доктрин, которые они предлагали запретить при изучении теологии, философии и науки, как особо вредоносные, в том числе предположения, что «Писания вещают согласно ошибочным предрассудкам простого народа», и что философия должна выступать «посредником» при объяснении текста Библии. Принц Оранский одобрил список запрещенных взглядов и новую политику кураторов по назначению только тех профессоров, которые соглашались воздерживаться от кокцеянских и картезианских постулатов.

Воэцианская реакция проявлялась не только в университетских кругах, а оказывала широкое воздействие на образованную публику и классисы, и синоды, где в это время росла агитация против кокцеянской теологии и картезианства. Двадцать тезисов, которые запрещалось преподавать в Лейдене, были взяты в такой же мере из дебатов в классисах, осуждавших новые идеи, распространявшиеся в обществе, и доктрин, оспаривавшихся воэцианскими проповедниками в памфлетах, так и из лекций университетских профессоров. Прилавки книжных магазинов в Амстердаме в 1670 г. были, как утверждалось, заполнены книгами и памфлетами на нидерландском языке, в которых обсуждались картезианские и кокцеянские разногласия. Резолюция лейденских кураторов от января 1661 г. сама по себе стала бестселлером, за считанные дни в Амстердаме было продано 2 000 экземпляров. Некоторые из ее заядлых читателей злословили, что Спанхеймом и Антони Хульсием (единственными двумя профессорами, с которыми консультировались кураторы по данному вопросу) двигала больше зависть (студенты предпочитали лекции кокцеяно-картезианцев их лекциям), чем рвение к божьей истине.