Даже почти 20 лет спустя немногие уцелевшие командиры с болью вспоминали об этом. В заявлении бывшего командира 97 сд полковника Л.Ф. Коваленко от 28 марта 1957 г. говорилось: «23 октября 1938 года я был арестован НКВД СССР и заключен в Бутырскую, а потом в Лефортовскую тюрьмы, где следователи Хозе, Леонов и Хохлов жестокими избиениями и пытками сделали из меня преступника, а таковым я никогда не был»325.

Одним из важных источников, подтверждающим широкое применение «физических методов» в работе следователей особых отделов НКВД на этапе предварительного следствия, являются свидетельства очевидцев, непосредственно в местах заключения общавшихся с жертвами следовательского произвола (либо какое-то время находились в одной камере с избиваемым, либо встречались с ним на очной ставке и т. п.).

В феврале 1938 г. был расстрелян «признавшийся» в самых страшных преступлениях бывший начальник Морских сил (1921–1924 гг.), заместитель наркома оборонной промышленности СССР, член партии с 1906 г. Р.А. Муклевич. В ходе дополнительного расследования в качестве свидетеля был допрошен всемирно известный авиаконструктор генерал-лейтенант А.Н. Туполев, показавший, что в конце 1937 г. он находился в одной камере внутренней тюрьмы НКВД СССР с Р.А. Муклевичем, который рассказал ему, что он оговорил себя и других ни в чем не повинных лиц в результате применения к нему мер физического воздействия326. Допрошенный в ходе дополнительной проверки 20 августа 1956 г. бывший комдив А.А. Туржанский показал, что когда он в 1938 г. был доставлен в Лефортовскую тюрьму, то от арестованных Шошкина и Крестьянова слышал, что они раньше содержались в одной камере с комбригом Н.Г. Андриановым и что следователь НКВД Юхимович «зверски избивал АНДРИАНОВА, особенно во время подписания заранее составленного ЮХИМОВИЧЕМ протокола допроса АНДРИАНОВА, который не хотел его подписывать»327.

Били и бывшего командира 7 ск комдива Ф.Ф. Рогалева. Член ВКП(б) с 1917 г., командир Красной Гвардии, участник штурма Зимнего дворца, награжденный за подвиги в Гражданской войне двумя орденами боевого Красного Знамени, он прошел достойный путь от грузчика до командира стрелкового корпуса РККА. В июне 1937 г. он был схвачен особистами в Днепропетровске. Впоследствии бывший начальник УНКВД по Днепропетровской области Е.Ф. Кривец признался, что сам толкнул бывшего начальника особого отдела Я.Е. Флейшмана на выявление (точнее, на фабрикацию) следственным путем военного заговора в армии. Такой «прорыв на армию» удался только в результате применения к первой группе арестованных продолжительных допросов, стоек, избиений и различных издевательств. После чего и были получены показания о существовании «военно-заговорщической организации в частях 7 корпуса». В ходе дополнительного расследования в 1956 г. удалось найти нескольких человек, которые в 1937 г. во время следствия содержались в одной камере с комдивом Рогалевым. Они (Н.С. Кувшинов и Е.И. Третьяк) показали, что к Рогалеву применялись незаконные методы следствия и только поэтому он подписал ложные показания328. А этого было вполне достаточно и для следователей НКВД, и для военных прокуроров, и для членов Военной коллегии Верховного суда СССР, по неправосудному приговору которой участник штурма Зимнего дворца – почти через 20 лет после этого исторического события был расстрелян (14 сентября 1937 г.). Понадобилось еще 19 лет – и приговор был отменен 6 октября 1956 г.

Сразу же после праздника 20-й годовщины Октябрьской революции, особисты «забрали» председателя военного трибунала столичного военного округа. Корвоенюрист Л.Я. Плавнек, участник Гражданской войны, дважды орденоносец, пользовался большим авторитетом в военно-юридических кругах. Да и сам приложил руку к «выкорчевыванию врагов». И вот теперь он в камере Дома предварительного заключения (ДПЗ). От него требуют показаний о не совершенных им преступлениях. Он, естественно, отказывается. Тогда его начинают бить. Попавший в это же время в тюрьму бывший начальник политуправления СКВО бригадный комиссар И.А. Кузин писал в те дни наркому Ворошилову: «Для устрашения меня и с целью вынудить дать ложные показания, меня бросили в одиночную камеру ДПЗ, к полумертвому ПЛАВНЕКУ (Вашему другу и соратнику по Гражданской войне, т. Народный Комиссар), которого организованно и систематически избивали в течение 4-х дней»329. И корвоенюрист Плавнек «заговорил», на предварительном следствии признал себя виновным в активном участии в антисоветской латышской организации и военно-фашистском заговоре, в боевой террористической группе, в шпионаже в пользу германской разведки. Теперь следователи НКВД могли с сознанием «исполненного долга» передавать дело в суд. Заседание Военной коллегии Верховного суда СССР состоялось 7 июня 1938 г. В суде, перед лицом хорошо ему знакомых коллег – военных юристов, Плавнек набрался мужества, виновным себя не признал, от показаний, данных им на предварительном следствии, отказался и заявил, как записано в протоколе судебного заседания, что «он вышел из гущи пролетариата»330 и всю свою жизнь боролся за советскую власть. Но судьи были глухи. Ради спасения своей шкуры они были готовы осудить кого угодно. Осудили и корвоенюриста Плавнека. К расстрелу. Реабилитирован посмертно в 1957 г.

Жил и служил в Красной Армии, казалось бы, кристально чистый, с самой наипролетарской точки зрения, человек. Эстонец по национальности Гаральд Тенисович Туммельтау сумел родиться в «классово-выдержанной» семье. Его родители – члены компартии, красногвардейцы, участники Гражданской войны. Сам он еще в апреле 1917 г., восемнадцатилетним юношей стал членом большевистской партии. В ноябре 1917 г. добровольно вступил рядовым бойцом в Ревельский отряд Красной Гвардии, участвовал во многих боях на полях Гражданской войны, в 1919 г. тяжело ранен, в 1920 г. удостоен ордена Боевого Красного Знамени. В 1923 г. окончил Военную академию. Работал на ответственных военных постах. Затем – комбриг. Начальник 3-го отдела Разведупра РККА. В декабре 1937 г. его арестовывают. Обвиняют в том, что он якобы является активным участником эстонской шпионско-фашистской националистической и террористической организации. И самое удивительное. Судя по архивно-следственному делу, он в ходе следствия признал свою «вину», а на суде Военной коллегии 4 октября 1938 г. подтвердил эти показания. Судебное заседание, включая вынесение и оглашение судебного приговора, длилось всего 15 минут («суду все ясно»). Приговор – расстрелять. По неоднократным просьбам жены (вдовы) наконец в 1956 г. была проведена дополнительная проверка. Выяснилось, что, как явствует из справки начальника Лефортовской тюрьмы, Туммельтау вызывался на допрос 30 раз, а в материалах дела имеется лишь два протокола его допросов. Кстати, один из них датирован 31 августа 1938 г., хотя в этот день комбриг вообще не допрашивался. Свидетель Л.Л. Каллистов на допросе 4 ноября 1955 г. показал, что в 1938 г. он содержался в одной камере с Туммельтау и тот рассказывал ему, что он оговорил себя и других в антисоветской деятельности в результате применения к нему мер физического воздействия. Каллистов сам видел, как комбриг приходил с допросов со следами побоев на лице331. Туммельтау реабилитирован посмертно 6 июня 1956 г.

Не выдержав физических и моральных мучений, дал «признательные» показания, оговорив себя и других, бывший начальник политотдела Особой кавдивизии бригадный комиссар Д.Н. Статут. По его показаниям был в 1938 г. арестован член ВКП(б) Назаров. Но он выжил и на допросе 21 сентября 1955 г. свидетельствовал, что видел Статута в тюрьме (на очной ставке с ним): «Выглядел он очень плохо, руки и ноги у него дрожали» и что он (Назаров. – О.С.) сомневался в правдоподобности показаний Статута, так как никакого военного заговора в дивизии не было, это вымысел работников НКВД332. Однако Военная коллегия (в составе: Матулевич (председательствующий), Миляновский и Иевлев (члены) 2 апреля 1938 г. приговорила бригадного комиссара Д.Н. Статута к ВМН, и в тот же день он был расстрелян. Реабилитирован посмертно в марте 1956 г.333