– Хорошо. Не верь. Прыгнешь?

– Нет, конечно!

– Искупление, Гезеш, – покачал головой Лик и захохотал. – Добровольных спасителей нет. Я назначил добровольцев.

– Я не понимаю!

– И не надо...

Как там говорил Родергрим?

Моя жизнь смысла не имеет. Все, что я сделал, – никому не нужно. Важна только смерть. Осознанная... Определенная...

Лик не блистал оригинальностью. Важна только смерть.

Завершать долгий путь в Фурмагар Гезеш не хотел. Нет... Жаждал, мечтал, грезил... Но не так! Не таким способом!

Наверное, ворота города не открылись бы, узнай Лесоруб о своей роли раньше.

Искатель медленно поднимался по ступеням, пытаясь усмирить заходящееся в панике сердце.

Равнодушие, Гезеш. Вот самое страшное проклятие человечества. Все ужасы Кимании – ничто по сравнению с вашим безразличием друг к другу. Заставить человека пожертвовать жизнью ради абсолютно незнакомых людей... Не героя, не фанатика, а обычного сапожника, рядового гвардейца, простого кузнеца – невероятно сложно, как выяснилось. А ведь они должны были хотеть совершить последний шаг.

Но, даже зная, что их смерть искупит грехи тысяч, фурмагарцы юлили, прятались. Думали о собственной шкуре и надеялись избежать своей роли. Абсолютно все!

– Мне это неинтересно, – буркнул Искатель. – Жажда жить – нормальное чувство. Дай дойти...

«Дойдешь! Недолго осталось».

– Я одного не могу понять. – Гезеш остановился, затравленно поглядел наверх. – Если бы Родергрим погиб? Случайная стрела, заблудшая тварь?

«Я все предусмотрел. Малютка Родергрим мог умереть только от Черной Стены. Больше никак. Именно поэтому я запер его на том поле. Выпустить подобное чудовище в мир – было бы великой глупостью».

– Он мог покончить с собой, – Лесоруб облизнул пересохшие губы, защипало глаза. Хотелось плакать от обиды. Ради чего все прожитое? Для чего? Надежды, мечты, желания – все отдать, потому что кто-то избрал его для жертвы?

«Он мог умереть – ради себя, мог жить вечно – ради себя или же погибнуть – ради других. Выбери он первый путь... Значит, Кимания заслужила Безумие. Второй вариант он попробовал, но как видишь – одумался!»

Одумался? Сотни лет видеть свою смерть под боком, каждый день проводить в одном месте, не имея шансов его покинуть, и ждать момента, когда можно погибнуть с пользой? Страшная участь. Жить без права на смерть, знать, что миг слабости заставит мучиться весь мир. Всегда!

Лик жесток!

– Когда мы шли... В первый раз... Если бы войск было больше и мы взяли б Фурмагар штурмом... То...

«...не смогли бы войти в башню», – холодно закончил голос.

– Нас ведь могли убить. Мы же не бессмертны. И что тогда? Если бы Родер выполнил свою роль, а мы погибли? Ведь он искупил!

«Этого я не мог допустить. Было сложно, но я справился. Ты не раз мог погибнуть по дороге сюда. Помнишь того парня в Гаванях? Знаешь, почему он не ударил? Потому что „вдруг“ забыл, как это делается. А пожар на дороге от Гур-Дарга? Почему огонь не сожрал весь лес? И почему колдун в Аннтейр-Дарге погиб за день до того, как собирался убить тебя готовящимся заклятием? Ну, этого ты не знаешь...»

Лесоруб с трудом сдержал слезы. Он тоже не мог умереть САМ? Как и Страж?

«Я не мог рисковать! Дугар оказался бесполезен. Он каждый раз, как выходил из Колонны, упорно шел в Счастливые Земли и вскоре возвращался. Годара убил Родергрим. Ты зарезал Фамуша. У меня просто не было выбора – и я вмешался».

– Лучше бы я сдох по собственной воле! – Гезеш в отчаянии ударил по стене. – Сам! Не являясь марионеткой в твоем идиотском спектакле.

* * *

– Род! – Друз отпрянул от летящего в него камня. Родинка тем временем потянулся за следующим. – Потерпи, Род!

Наемник лихорадочно соображал, как угомонить Проклятого. Только если опять бороться.

– Зло-о-о-о-о! – заорал друг и бросился на Друза.

– Да твою мать! – тот отшвырнул в сторону меч. Покатившись по земле, два товарища обменивались страшными ударами.

* * *

Вид с башни великолепен. Отсюда просматривался весь Фурмагар. Прежде прекрасный, а теперь холодный, мертвый... Гезеш ступил на подоконник и уставился на мостовую внизу, глянул на суетящихся на стене у ворот бойцов. Один шаг – и все...

Ноги предательски задрожали. Что будет дальше? Пустота?

Лесоруб вдруг вспомнил Бартела. Тот, наверное, уже прыгнул бы. И Гнев...

И, скорее всего, Антаг! Ведь многие не раздумывали бы! Сколько он повидал, пока шел сюда? Самоотверженность – не пустое слово.

Но почему же ее сейчас так не хватает?

«Прыгай», – подогнал его Лик. Отчего-то Гезешу показалось, что он уловил в словах невидимки тень неуверенности.

– А что дальше? Что будет дальше?

«Безумие уйдет».

– Станет лучше?

Тишина.

– Не знаешь?

«Помнишь, я говорил, что миру не нужно избавление? Что он приспособился?»

– Помню...

«Я понял, что был тогда прав. Хотя слова звучали для того, чтобы проверить твою решимость. Твою изменившуюся душу. Миру действительно не нужен катарсис».

– Тогда зачем все это? – обреченно поинтересовался Гезеш.

«Я уже не знаю». – В голосе Лика проскользнула тоска.

Один шаг... Всего один шаг. Может, лучше резко взмахнуть руками? Или закрыть глаза? Как жутко. Как мерзко... Карна, Гнев, Антаг, Эвар – в памяти множество лиц... Большинства давно нет в живых.

– Ты ошибся. Это не очищение мира. Это мой катарсис! – выдохнул Гезеш. – Получается так, что во всех смертях, по дороге сюда, виноват только я!

Лик промолчал,

– Но вся твоя затея, все твои роли – это жестоко и бессмысленно. Кара настигает единицы, а тысячи радуются, что беда прошла мимо. И... – Лесоруб похолодел. – И... Что за легенда? При чем тут Дикие отряды? При чем тут Прорыв? Если всего лишь надо было прыгнуть!

«Когда приходит беда, люди много пророчеств выдумывают. Легенда о Прорыве – самая громкая сказка Кимании. В нее хотели поверить и поверили. И она мне понравилась. Лучшего искупления для всех придумать невозможно»

– Так это был обман? Фальшивая надежда?! – Фурмагарец пошатнулся, едва не рухнул вниз, но машинально удержал равновесие. И через миг пожалело том, что не свалился. Ведь роковой шаг еще предстояло сделать. Проще умереть случайно, чем осознанно!

Лик не ответил.

– Они гибли зря?! Вся их жизнь и идеалы придуманы неизвестным сказочником?