Настоящий Шарль де Баатц де Кастельморо д'Артаньян поступил на королевскую службу за десять лет до гибели настоящего Атоса и начала мушкетёрской карьеры настоящего Портоса. Он никак не мог быть желторотым юнцом в то время, когда разворачиваются события романа. Однако своим происхождением д'Артаньян опять указывает на юг Франции – край гугенотов и альбигойцев, хранивших тамплиерские тайны.

С текстом «Трёх мушкетёров» в руках Книжник утверждал, что Дюма наделил героев не случайными, а тщательно выбранными именами реальных людей – несмотря на явные нестыковки их биографий. И закрепил этот выбор в двух следующих романах. Почему? Ведь никто не мешал ему назвать мушкетёров как угодно!

Может быть, писатель зашифровал в приключенческом романе какой-то секрет? Хотел распространить его с книжным тиражом и сохранить в людской памяти? Так или нет, но результат намного превзошёл ожидания.

Атос, Портос, Арамис и д'Артаньян больше полутора веков на слуху во всём мире. Эти имена помнят многие поколения читателей, которые не знают ни про гору Афон с мрачными «Пророчествами» Иоанна, ни про еврейских выкрестов на службе у французского короля, ни про афродизиаки коварных византийцев, ни про альбигойских еретиков и тамплиеров на юге Франции. Однако если эта комбинация попадёт к человеку сведущему – он сумеет ею воспользоваться и поймёт, на что указывал Дюма…

…который, кстати, тоже вряд ли знал, зачем надо прятать шифровку в трёх мушкетёрах с довеском из Гаскони. Просто писатель выполнил поставленную задачу. Кем поставленную? Например, своим легендарным отцом: дивизионный генерал Тома-Александр Дави де ля Пайетри, командующий всей французской кавалерией, долгое время входил в самый узкий круг приближённых Наполеона. Таким доверяют хранить важнейшие тайны, а умер генерал совсем не старым и вполне мог передать секрет сыну, будущему великому романисту Александру Дюма.

Сова Минервы кружила в сумерках, навевая Книжнику воспоминания. Искать следы тайного общества, связанного с Ковчегом Завета, предстояло тем же способом, по той же методике, что и в истории мушкетёров, – но с одной принципиальной разницей. Когда-то Книжник высмотрел в книге Дюма ключ к неведомой тайне. А теперь его ждал обратный путь: тайна известна, и к ней необходим ключ.

Старый учёный отложил дамасский клинок, взял со стола кривой японский нож и разрезал большой лист бумаги на четвертушки. На них он размашистым почерком делал карандашные заметки – не для памяти, на которую пока не жаловался, а по привычке: рабочая схема должна постоянно быть перед глазами. Книжник знал, как действовать, и уже подобрал кое-какую литературу. Но сперва он собирался задать Жюстине де Габриак вопрос, и многое зависело от того, как она ответит.

– Вы знаете, что исследования такого рода обычно не проводятся в одиночку, – сказал Книжник, когда президент Интерпола вышла на видеосвязь. – Вам известно, что мой способ решения подобных задач – организация проблемных семинаров. Однако я обещал вам строгую конфиденциальность, поэтому не могу никому доверить даже часть работы. Скажите, этой задачей занимаемся только мы двое?

Жюстина замялась. Книжник видел, с каким трудом она подбирает слова.

– И да и нет, – наконец вымолвила француженка. – Вы просили меня быть откровенной. Есть то, чего я действительно не могу вам сказать. Есть то, чего я просто не знаю. Мы с вами обсудили подход к решению, и с этой стороны задачей занимаемся только мы. Но не мы одни идём по следу Ковчега. Есть ещё кое-кто. С ними я тоже, насколько это возможно, поддерживаю контакт и обмениваюсь информацией.

– Благодарю вас, – церемонно поклонился Книжник. – Я ждал именно такого ответа. В противном случае, вероятно, нам пришлось бы закончить столь приятное общение. Моя логика проста. Если есть информация – значит есть её источник. Если только что было достоверно установлено, что Ковчег где-то поблизости, значит, источник тоже неподалёку и участвует в поисках. Один это человек или нет – не важно. Главное, о Ковчеге не могут знать случайные люди: сакральными знаниями обладают только избранные. То есть тот или те, о ком мы говорим, имеют отношение к тайне Ковчега – и к тайному обществу, которое мы с вами собираемся раскрыть. Поэтому вам придётся рассказать мне об этих людях всё, что можете. Прошу!

Старый учёный устроился поудобнее и приготовился слушать.

С перелётом в Петербург и вызволением троицы из борделя Вейнтрауб уложился в шесть часов с четвертью.

Одинцов уже начал излагать осоловелым компаньонам собственный план спасения, когда телефон грянул разухабистой мелодийкой: это Мунин покопался в настройках и выбрал какой-то дикий рингтон. Звонили со скрытого номера. Бесцветный мужской голос назвал условленный пароль и сказал по-русски:

– Вас ждут. Можете выходить.

Люди Вейнтрауба поступили грамотно. Забрали троицу на невзрачной машине, по пути заехали в укромный переулок и пересадили в другую, потом в третью, и уже на ней доставили на Каменный остров.

Это место было когда-то фешенебельным столичным пригородом к северу от Петербурга. Первые российские канцлеры завели здесь дворцы, а после того, как Екатерина Вторая подарила остров будущему императору Павлу, вокруг его резиденции одна за другой стали появляться усадьбы придворных. Об этом рассказал Мунин, заметив, куда их везут.

– А вон, вон слева, церквушку видите? – говорил историк. – Это Мальтийского ордена церквушка, её по приказу Павла выстроили. Он же был Великим магистром… Здесь Кутузов молился, когда его назначили главнокомандующим против Наполеона. А Пушкин в ней своих детей крестил, и мимо на последнюю дуэль ехал, на Чёрную речку.

Машина свернула направо. Подгулявший Мунин потыкал пальцем в сторону длинного спортивного комплекса, который когда-то был Инвалидным домом для ветеранов наполеоновских войн, и продолжил экскурсию для компаньонов.

Особняк на Каменном острове.

После Октябрьского переворота большевики национализировали усадьбы и дачи Каменного острова. Сначала в них разместили детские колонии и устроили заводские санатории, но вскоре партийная номенклатура одумалась и забрала всю эту роскошь себе. Приусадебные парки обросли верными признаками советской власти – глухими заборами, а город разросся далеко на север, сделав остров частью исторического центра. После краха СССР в особняках за заборами поселились новые хозяева российской жизни. Затяжной финансовый кризис надоумил некоторых владельцев сдавать свои усадьбы внаём…

…и сейчас один из особняков арендовал Вейнтрауб. Его полностью устраивали забор и живая изгородь, скрывавшие дом от нескромных взглядов с тихой аллеи. Тем более об отеле не могло быть и речи из-за нелегального положения троицы. Компанию предстояло надёжно спрятать.

Эйфория Мунина продолжалась благодаря отдыху в «Проказнице», хорошему виски и гордости от знакомства с самим Хельмутом Вейнтраубом: признание в шпионаже Ева подкрепила обстоятельным рассказом про миллиардера. Сама она тоже пришла в себя после утреннего ужаса и радовалась предстоящей встрече с покровителем. А вот Одинцов чувствовал себя неуютно и выглядел мрачным.